Вместо этого я хожу из одного угла моей комнаты в другой, холодные капли стекают с мокрых волос на голую спину. Я пытаюсь вспомнить Клару при солнечном свете, рубашку Клары, трепетавшую на ветру, когда она шла по двору в библиотеку, Клару со стопкой книг и ручкой во рту, Клару во время «Ночных перелетов», этакую дриаду среди деревьев.
Так Эллис ее и поймала? Запиской с набором координат, ночью подсунутой под дверь перед Клариным походом и подписанной именем Эллис?
Я представляю, как объясняю произошедшее в холодном полицейском участке, признаюсь, что вела машину в Кингстон сама, украла лопату, раскопала могилу Алекс и нашла тело Клары. Я могла бы утверждать, что Эллис ее убила.
Но –
Что, если я убила Клару, потом забыла об этом, так же как забыла о том, что толкнула Алекс, пока Эллис не заставила меня вспомнить?
Что, если это проклятие срабатывает снова и снова, бесконечной чередой смертей для удовлетворения ненасытной жажды крови? Если
Я натягиваю через голову удлиненный свитер и не заморачиваюсь с остальной одеждой. Я несусь по коридору в одном нижнем белье, спотыкаясь о кривые половицы, в ужасе от того, что из своей комнаты появится Каджал и спросит, где я была.
На Кларину дверь я стараюсь не смотреть совсем.
Комната Леони на втором этаже открыта и пуста. А вот дверь Эллис заперта. Я не могу сказать, горит там свет или нет.
Я все равно стучу. Конечно, никто не отзывается. Не знаю, чего я еще ожидала. Если она внутри, то мне не ответит.
Мое сердце бьется быстро – очень быстро. Как-то я читала, что пульс у колибри более тысячи ударов в минуту. Кажется, сейчас и у меня тоже, словно мое сердце – это дрожащий в груди кусок мяса. Я что, боюсь? Или просто…
Мне даже приходить не стоило. Это глупо, безрассудно – хороший способ покончить с собой.
Несмотря на это, я зову Эллис и стучу громче. Ответа нет. Я хватаюсь за ручку, но дверь заперта изнутри.
– Я знаю, что ты там, – требую я. – Открой дверь.
Молчание, тишина. Точно так же, как тогда, после вечеринки: Эллис настаивала, что
Я прижимаю лоб к дереву в отчаянной попытке услышать что-нибудь, хоть
Я крадусь обратно вверх по лестнице в свою комнату и пинком захлопываю дверь. Я ложусь на кровать, прижимаю лицо к подушке и кричу.
К следующему вечеру Клара отсутствует уже целый день. Это слишком долго, она выбилась из расписания. Она заслужила наказание. Я пропускаю занятия, остаюсь в постели, пока солнце прокладывает себе путь по небу, но после наступления сумерек в мою дверь стучат.
Я решаю остаться в постели и сделать вид, что меня нет дома. Но рано или поздно кто-нибудь придет в поисках Клары. И когда придут, я не могу позволить себе выглядеть подозрительно.
Я вылезаю из-под простыней, волочу ноги по ковру и открываю дверь.
Эллис протискивается мимо меня, держа в руках кучу отпечатанных листов, с лихорадочным румянцем на щеках.
– Я это сделала, – говорит она, крепко прижимая книгу к груди, смотрит на меня, но вместе с тем словно не видит. – Я закончила книгу. Я все-таки ее закончила.
Я стою в дверях, мечтая, чтобы у меня в руках что-нибудь было. К примеру, оружие.
– Клара мертва.
Эллис бросает на меня острый взгляд и, неодобрительно поджав губы, захлопывает дверь.
– Я знаю. Не надо так громко.
Она смотрит на меня, словно ожидая какой-то особенной реакции. И я чувствую, что это совсем не та реакция, которая подбирается сейчас снизу к моему горлу, желчная и тошнотворная:
– Ты убила ее. Ты… Ты…
Эллис вздыхает и, наконец, идет к столу, чтобы положить пачку бумаг на его край.
– Пусть так. Я полагаю, если нам
Узел в моей груди немного ослабевает. Это была она. Это была Эллис. Не проклятие, не ведьмы, не
Она подходит ближе, а я не могу ни сдвинуться с места, ни даже вырваться из ее объятий: она обхватила мои запястья и потянула мои руки, чтобы прижать их к груди. Она достаточно близко, и я могу уловить исходящий от нее запах сигаретного дыма, пропитавший волосы. Я вижу новые оттенки в ее глазах: бледно-серая вода поверх черных камней, скрывающихся под нею.
Эллис улыбается.