Внутрь, однако, попали не все — викарий со своей свитой и пятью пикинерами и я со своим осточертевшим походным коробом. Плюс наши оба самурая с денежным ящиком. В бою с разбойниками Угуису они потеряли всех асигару и носильщика, а потому тащили свой тяжелый груз сами. Бэнкэй подкатывал к ним, предлагал помощь, но не срослось. Видимо не сошлись в цене.
Я потрогал синяк на щеке. Сразу после боя, ко мне подошел Педро. Безо всякого предупреждения, ударил прикладом мушкета в лицо. Я упал на землю спиной назад, но в последний момент смог уйти перекатом к строю пикинеров. Чудом не вывалив кинжал из-за пазухи. А вот встать не смог — парочка португальцев придавала меня ногами, нацелив пики в живот и грудь. Меч у меня отобрали, вручили обратно короб с вещами иезуита. Пихнули в начало каравана — давай, шагай. Тут я все окончательно проклял и дал себе самому обещание рассчитаться с боцманом. Да и со всеми ублюдочными португальцами тоже. Сначала прирежу тварей, потом сбегу. Решено, так и будет!
К тому времени, как я закончил накручивать себя и скрипеть зубами от боли, самураи добили раненых разбойников. Которые уже и так умирали от потери крови. Что любопытно, среди них я не увидел Белого Угуису. В числе мертвых его тоже не было. Как и Ёсио.
Носильщики быстро срубили дров на два костра, куда положили трупы асигару. О разбойниках, разумеется, никто не позаботился — отрубили головы нескольким на опознание, после чего свалили на обочине. Стервятникам тоже есть надо.
В замке оказался собственный переводчик — седой старик-японец с крестиком на груди. Он вышел вперед, начал кланяться, поглядывая на меня. Впрочем пялились почти все присутствующие — самураи, слуги и даже местный дайме подъехал ближе, наклонился, потрогал кожу. Даже попытался потереть, явно думая, что кто-то хорошо освоил живопись черной краской по телу.
Полилась быстрая японская речь, старик еле успевал переводить. Дайме звали Арима, он начал расспрашивать иезуита о дороге. Тот же принялся жаловаться. То на монахов, то на разбойников. Принесли головы бандитов, позвали мацукэ замка. Им оказался совсем молоденький лопоухий паренек, да еще и близорукий — все щурился, пока разглядывал останки. И как такой молодой мацукэ выполняет свои полицейские функции? Чуть ли не школьник еще. Хотя какие уж тут школы…
Удивление молодостью парня выразил и дон Алессандро. На что ему были дадены разъяснения. Мол должность мацукэ — она наследственная. Отец Минато-сана был одним из самых известных сыщиков провинции Хидзен. Прославился многими расследованиями. И вот теперь, после его смерти, в должность вступил старший сын. Собственно, ему надо учиться мастерству? Надо. Вот он и вникает. Дальше возьмет отряд самураев, собаку и пойдет искать разбойников.
Дайме распустил вассалов, пригласил священника к себе в покои. А нас погнали в соседнюю деревню. Которая оказалась почти небольшим городком — еще пара улиц, церквушка и вот уже соседний замок превращается в крепость. Или кремль?
Наступило утро. Нас подняли ни свет ни заря, не дав позавтракать собрали на центральной площади. Солнце только поднималось из-за горизонта. Обещал быть еще один жаркий, душный день.
Вся деревня — от мала до велика — под присмотром пары высокомерных самураев проследовала в замок. Вместе со всеми шли и мы и португальские моряки. Я топал последним в сопровождении зевающего во всю глотку Бэнкэя.
По прибытии, толпа едва поместилась во дворе замка. Отдельно стояли самураи во главе с Аримой, поверх дорого кимоно, которого была надета белая накидка с огромными «плечами» вразлет. Грудь дайме украшал большой серебряный крест. Даже больше, чем у священника.
На почетном месте возвышался походный алтарь, вокруг которого хлопотала свита викария. Сам же дон Алессандро в парадной рясе зажигал перед алтарем три длинные восковые свечи. После того, как огоньки разгорелись, он подозвал жестом переводчика и обратился к молчаливой толпе со словами:
— Истинно вам говорю! Бог, царящий здесь — это Бог мудрости, силы и любви! А дом его, в который вы сегодня войдёте — дом Мира. Ибо только с Богом человек пребывает в мире, и мир посылается Богом каждому, кто приходит к Нему. Вы пришли сюда из тьмы предрассудков и суеверий, чтобы получить шанс на жизнь вечную…
В таком же духе дон Алессандро вещал еще где-то четверть часа. Может и дальше. Солнце уже встало, утренний ветерок совсем стих, я опять покрылся липким потом. Вчера времени на баню не хватило — только обмыться из ведра успел. Но и эта гигиена была сильно так себе.
… кто откажется от Святого крещение, тот в эту же тьму обратно и вернется! И после смерти попадет в ад, где познает гнев Божий…
Под конец проповеди иезуит рассказал коротко об Иисусе, о его смерти и воскрешении. По глазам окружающим было видно, что они понимают примерно ничего. Троица, второе пришествие Христа… Еще и переводчик нес такую отсебятину, что захоти японцы разобраться в католическом символе веры — не выйдет.