— Чжинсу-сан, коничива! Отличный бой, ваша нагината внесла настоящее опустошение в ряды самураев Отомо.
— Спасибо, Владыка! С нами было благословение Небес, которые вы принесли. Так они люди Сорина?
— Да. А это их генерал. Очень несдержанный на язык.
— А давайте я его ему отрежу!
Татибана попытался вскочить на ноги, его тут же повалил на землю. Последнее, что он услышал, было:
— А давайте.
Глава 15
Стоило даймё Отомо со своим двором отбыть в Киото, как город Фунаи будто заснул. Уж на что рыбный рынок, всегда место бойкое, шумное, но и здесь наступило безлюдье и тишина. Даже нищие и те приуныли. То не пробьешься в торговых рядах среди гнусящих, просящих, требующих. Шлепают босыми ногами по мостовой, тянут серые ладони, бойко полы рвут, скалят зубы. Не выпросят — так отнимут. Держись крепче за кошелек. А теперь… Пусто. Притихли убогие, головы утопили в лохмотья, грязные, рваные, нечесаные — молчат. А те, кто пошустрее, так и вовсе ушли в земли Симадзу. Там то посытнее будет.
Но было в Фунаи место, где всегда толпятся люди. Где всё время шумят, покрикивают, а пламя свечей мечется, и по стенам гуляют тени. Идзакая (20) никогда не пустела. Многие скажут, что сюда люди сакэ пить ходят. Сакэ они, конечно, пьют, но не рисовое вино ведет их в кабак. Человек, отведав сакэ, покуражиться любит. Его в жизни все в стойло ставит. Жмут свои и чужие, а тут, чарку хватив, он и потеряет узду. Ну что, хлебнув пьянящего, разлечься на футоне. Скучно. А поговорить? А дадут ли в ухо или вышибут глаз, на то и идзакая. Веселье.
А кричали за стеной уже в голос. Знать, всерьез взялись за кого-то, но видимо, не зря. По пьяному делу поднимают кулаки многие, но редко невпопад. Трезвый промолчит, а пьяный все вывалит, что держал на душе. С пьяных-то глаз — бряк. Ну и, конечно, в зубы. А как иначе. И пошло, поехало.
Но голос хозяина перекрыл шум. И всё стихло. Один только, неразумный, заворчал. И сразу же хлопнуло сильно за дверью: пустили, знать, дурака головой вперед на улицу проветриться. Тут уж точно все смолкли.
А в воздухе пахло горящим древесным углем в жаровнях и морем — ветер дул с залива.
— Хозяин, ещё сакэ! — раздался пьяный выкрик.
Молодец, в сером распахнутом кимоно, пивший по-черному, буйным поведением привлек всеобщее внимание. Рукава кимоно были задраны почти до локтей, руки голые, крепкие, на ладонях мозоли от меча, герб — листья абрикоса. Явно самурай на службе у рода Отомо.
Хозяин вне очереди обслужил буяна, принес согретый кувшинчик, налил в чашку, добавил закуски из вяленых плавников ската и сушеных кальмаров. А парень-то, видно, пил давно и обстоятельно. Один, как ни странно. Правда потом к молодцу нагрянули незваные гости, и почти сразу началась ссора. Гостей было трое, молодых развязных здоровяков, в таких же серых несвежих кимоно, с такими же гербами и им было на все плевать.
— А кто это тут у нас теплое пьет втайне от друзей? — воскликнул один, по-простому ввалившись в заведение прямо с улицы. — Серизава, приятель! Один и без нас. Нехорошо.
— Идите куда шли, — угрюмо ответил Серизава, исподлобья глядя на обступившую его стол компанию. — Проходите мимо.
— Ой! А что неласков так с утра. Ночка не задалась?
— Не гневи меня, Канрюсай, — буркнул самурай, опорожнив чашку.
— А то что? Напугаешь меня так же как напугал черноногих у пещеры Ама-но Ивату. Говорят ты загнал двух коней, спасаясь от их ярости.
Саризава вскочил на ноги, они с Канрюсаем обменялись яростными взглядами.
— Чтож, — тихо сказал он неожиданно трезвым голосом — давай выйдем.
— Опомнись, Саризава — зашептал на ухо один из приятелей — Дуэли запрещены. Тебя казнят.
— Ты слышал, что он сказал. — Саризава взял меч обеими руками, засунул за пояс и, не оглядываясь, вышел на площадку перед кабаком, где остановился в ожидании. Ветер трепал его распахнутое кимоно.
Канрюсай оглянулся и, косолапо покачиваясь, вышел из зала. Саризава оскалился и взмахнув ладонью, указал ему, куда идти; косясь друг на друга, они двинулись в одну сторону. И тут все посетители встали со своих мест в зале и в возбуждении пошли следом. В идзакая почти никого и не осталось.
— Давай, — кивнул хозяин одному из своих работников. — беги за квартальным. Тут не обойдется без мертвеца. Или двух.
Где-то в отдалении с лязгом столкнулись два меча, потом еще раз, громко вскрикнула толпа и раздался и затих полузадушенный хрип.
— Быстро они управились, — пробормотал хозяин, прислушиваясь. А с улицы посетители уже потянулись обратно в кабак. Хлопала дверь, люди, громко обсуждали обстоятельства кровопролития.
— Хозяин! Ещё сакэ! — Саризава покачиваясь вернулся за свой столик, бросил серебряный бу в пустую чашку. — Мне и моим друзьям. И еды тоже принеси
Втроём самураи сидели, угрюмо молча, пока кабатчик без промедления метал на стол мисо, рис, крупно нарезанный дайкон, вареные креветки к рису. А уж наливая сакэ в чашку, кабатчик извернулся так, что и непонятно было, как с толстой шеей и немалым пузом можно такую фигуру изобразить. Однако вот сумел.