Уроки горы Сен-Виктуар

Ты не только несправедливый, ты еще и неблагодарный. Разве ты не помнишь тех мгновений, когда ты заходил с улицы в магазин, попадая из холода в тепло, из грохота в тишину, из сырости в сушь, из тьмы замкнутости в себе в яркий свет общедоступной открытости, из дрожащей секунды собственного бытия в покой столетий, из враждебной пустоты в надежное пространство, из давящей немоты в успокаивающие формы покупки и продажи? Разве примерочные кабины не были для тебя тем местом, где ты чувствовал себя окруженным заботой и мог по-новому взглянуть на себя? Неужели ты забыл ту прекрасную женщину с ясным, светлым челом, которая сидела на высоком стуле и ждала, только ждала она не покупателя? А еще там был один торговец, который подбрасывал своего ребенка в воздух и громко кричал: «Я люблю тебя», забыл? Отчего ты так уверен, что я сохраню свое человеческое «я», только если буду зависима? Я знаю, ты всегда смотрел на страдальцев, смирившихся со своей судьбой, с умилением, считая их настоящими людьми, из которых и состоит, с твоей точки зрения, подлинное человечество. Но неужели ты не помнишь, как я, бывало, вечерами металась по саду, обливаясь слезами, и ни о чем не мечтала, как только поскорее оказаться в могиле? Неужели ты не помнишь, как ты тогда мне клялся, что вытащишь меня из этого ада? Неужели ты забыл мое робкое лепетание в ответ на дикие вопли шефа или его заместителя, слышные даже на улице, мои выпученные от страха глаза перед каждым подсчетом ежедневной выручки, мое отчаянное бессилие перед сынком начальника, норовившим то и дело зажать в углу? Так знай же: такая жизнь, как у меня и мне подобных, действительно унижает человеческое достоинство, но не потому, что мы занимаемся обслуживанием, а потому что это обслуживание – неправильное, – и твой благостный гимн, пропетый во славу нас, ты напрасно считаешь обязательным к исполнению. Но я знаю тебя: ты ведь не пустой мечтатель. Ты все видишь насквозь, все оцениваешь трезвым, как ни у кого, взглядом. Когда ты был маленьким, твоего взгляда боялась не только вся семья, но и вся деревня. Многие даже жаловались на тебя родителям за то, что ты на них так смотришь. Ты отнюдь не закрываешь глаза на других. Ты видишь сразу любую беду. Но вся проблема в том, что эту чужую беду ты воспринимаешь как свою собственную. Ну а поскольку ты с ней совладать не можешь и, с другой стороны, погибать за нее не готов, тебе на помощь приходит спасительное умилительное просветление, каковое ты считаешь столь же спасительным и для нас, остальных. У тебя безжалостный взгляд, и в то же время ты наделен силой просветления. У кого-то это выглядело бы слабостью – такое умаление зла, у тебя же это выглядит силой – силой просветляющего преображения. Ты, как говорят у нас, одушевлен доброй волей к видимости. Но этого недостаточно. Ты, конечно, всегда приходишь на помощь. Ведь сколько раз ты выручал других. Твое вмешательство было столь естественным, что ты сам при этом оставался совершенно невидимым. Правда, ты, как правило, на какое-то мгновение удерживал свой порыв, но потом – разве ты не чувствовал себя потом свободным? Так и теперь – не сдерживай себя. Ты умеешь помогать, и только это дает тебе право на такое существование. Ведь ты бывал и другим – застывшим, оцепеневшим. Иной раз от тебя требуется какая-нибудь ерунда, а ты застываешь в недвижимости и становишься виноватым. И от этой вины ты в следующий раз опять впадаешь в оцепенение. Ты – помощник, вот что ты такое, и ничего другого. Только помогая, ты совершенно реален. Если ты сейчас упустишь свой шанс, то утратишь способность к просветлению. И самая замечательная твоя работа будет тебе не работой, и жизнь твоя будет тебе не в радость, и превратишься ты в дракона. Говорю тебе: я тебя в покое не оставлю. Либо ты будешь помощником, либо ты не будешь больше никем. Все, что ты будешь делать, утратит реальность, и я буду твоей темной сестрой. (Уходит в сторону.)

ГРЕГОР (один перед занавесом)