Уроки ирокезского

– Симукляр? Это что вы имеете в виду?

– Ну, обычно этим словом называют… философское понятие такое, отображение чего-то, в реальности не существующего. Подделка реальности, если хотите.

– Интересно, что же тогда есть социализм в вашем понимании?

Да, рассказывать, что же такое есть социализм Сталину – занятие не для слабых духом. Впрочем, еще не Сталину все же, а тридцатилетнему грузинскому парню Джугашвили, поэтому первый наш разговор на эту тему был не слишком долгим, зато – надеюсь – добавил нам обоим и взаимопонимания, и даже некоторого взаимоуважения.

– Но это всего лишь предварительное определение, о деталях нам, мне кажется, стоит поговорить чуть позже. А заодно я вас познакомлю еще с одним бывшим, надеюсь, большевиком – ему, мне кажется, тоже будет полезно в дискуссии поучаствовать.

– Позже – это когда?

– Когда? Чем раньше, тем лучше. Скажем, в понедельник на следующей неделе: раньше я просто не успею пригласить упомянутого товарища. А вы как раз успеете передать дела по Кутаисской губернии… у вас есть на примете человек, способный вас там заменить?

– Даже не знаю… у меня есть помощники, грамотные вполне, но они довольно молоды и опыта пока не набрались.

– Ладно, я найду кого-нибудь из грамотных генералов.

– Есть еще один… товарищ. Но он – член партии большевиков.

– Привозите его сюда, поговорим, посмотрим. В принципе, мне достаточно вашего поручительства, но… товарища… да, товарища нужно будет ознакомить с… со степенью ответственности за работу. Потому что времени у нас осталось лет пять максимум, так что ошибаться нам просто некогда. Берите "Хиус" и отправляйтесь сегодня же, через Баку. Встретимся в понедельник… и да, забирайте сразу и жену с ребенком. Хватит вам мелочевкой заниматься, пора начинать работать всерьез…

Ну да, пора начать работать, а то раньше ведь занимались фигней всякой. Заборы, вон, я везде строил… Впрочем, не совсем везде, и не совсем заборы. И даже не совсем я: Людвиг Бах слегка (примерно тридцатью миллионами марок, в полтора раза больше, чем профинансировало германское правительство) вложился в Германскую Восточную Африку, а точнее – в строящуюся там железную дорогу под названием Танганьикабан. Которая шла от Дарэссалама как раз к берегу озера с названием Танганьика. Ну то, что другой берег озера омывал уже земли Катанги – чисто случайное совпадение… зато дорогу – всю целиком – удалось выстроить меньше чем за три года.

"Баховские" тридцать миллионов полностью пошли на закупку почему-то уже русских шпал (хотя почему "почему-то", ведь бетонных шпал кроме меня никто пока не делал, а деревянные всякие термиты так и норовят сожрать, невзирая на креозот). А в довесок туда же пошли и совершенно русские дизельные локомотивы. Немного, всего-то шесть штук… зато с ними поезда из Дарэссалама в Кигому проходили за сутки. Это товарные, а "пассажирский экспресс" шел всего восемнадцать часов. Нужно отдать должное немцам: обычные поезда (с паровозами) "дизельным" не мешали, расписание движения всех эшелонов они составили великолепное и всегда его придерживались.

Еще часть денег пошла на строительство специального причала в Кигоме и аналогичного в Дарэссаламе, так что перегрузка сорока контейнеров с судна (или обратно) на железнодорожные платформы (тоже "русские", специально для сорокафутовых контейнеров построенные) занимала около часа на озере и часа полтора в море. Понятно, что моих контейнеров, которые загружались на катангских рудниках или заводах, а разгружались уже в Керчи или Ростове. В основном в них везли черновую медь, оловянную руду или тоже руду, но совершенно медную – но для выплавки меди не предназначенную: столько малахита, сколько в Катанге добывалось за год, наверное на всем Урале за все время не добыли. Конечно, от уральского он отличался, как говорили наши умельцы, в худшую сторону – в плане красоты в худшую, но отделать малахитом станцию метро у Курского вокзала вышло только после получения камня из Африки. Вовремя я о красоте подумал и запретил африканский малахит тратить в плавильных печах…

Но, так как время нынче было суровое, следовало и об обороне подумать. В частности, о воздушной: аэропланы в Европе не строил только ленивый, поскольку все же некоторые технологии моторостроения туда просочились и какой-то итальянец начал довольно дешево торговать семидесятисильными "звездами", а трехцилиндровые моторы вообще по демпинговым ценам гнал… то есть их могли купить даже не самые богатые энтузиасты. Да что Европа – в Петербурге некий инженер Гаккель построил уже полностью отечественный аэроплан. Как-то уговорил Степана Рейнсдорфа, который ему сделал новый четырехцилиндровый мотор (предназначенный вообще-то для улучшенной версии "Самурая") с алюминиевым картером и повышенной компрессией. Мотор выдавал больше шестидесяти лошадок, так что аэроплан не уступал "лучшим образцам". Ну а публичная демонстрация "аппарата" вызвала наплыв желающих заняться "воздухоплаванием", в том числе и среди офицеров.