Уроки Красного Октября

Переход к «национализации» Октябрьской революции принял на начальном этапе форму борьбы И. В. Сталина и его соратников с «троцкистско-зиновьевским блоком» и «социал-демократическим уклоном» в партии[168]. Оппозиционный блок, отстаивавший теорию «перманентной революции», был разгромлен. Но инерционная сила мышления (а может быть, тактика борьбы с блоком) не позволила даже Сталину не думать «об интересах международной революции»[169]. Он говорил, что «победа социализма в одной стране не является самоцелью, а подспорьем, средством и орудием для победы пролетарской революции во всех странах».[170] Более того, Октябрьская революция, как ему представлялось, есть «не только сигнал, толчок и исходный пункт социалистической революции на Западе», но и база «дальнейшего развертывания мирового революционного движения»[171].

И все же сталинский курс на построение социализма в «одной стране», или в СССР, исключал тактику «подталкивания» мировой революции путем «революционной войны», концентрируя усилия на вопросах внутреннего строительства. Недалеко было время, когда Сталин восстановит идею державности – одну из коренных национальных русских идей. С точки зрения исторической, а именно в плане исторической перспективы, все это было благом для России, несмотря на мерзости режима: раскулачивание, насильственное объединение в колхозы, искусственный голод, массовые репрессии, поощряемое сверху всеобщее «стукачество», жесточайшее подавление личности и пр. И все же, как говорил А. Зиновьев, «надо отдать должное Сталину… он начал руководить построением реального коммунизма, в реальных условиях России, с реальным российским человеческим материалом, в окружении реальных врагов»[172].

Из вышеизложенного следует, что в решении Россия для революции были заложены негативные для России как национальной и суверенной державы последствия. Но в Октябрьской революции присутствовал еще один элемент явной антироссийской направленности. Вот почему, развивая классификацию ее составляющих, предложенную В. Кожиновым, нужно сказать, что в Октябре с самого начала столкнулись не два, а три взаимоисключающих решения: революция для России, Россия для революции и революция против России. Два первых мы уже затрагивали. Что касается третьего решения, то оно связано с игрой внешних сил, враждебных России.

Ф. М. Достоевский как-то высказал мысль, замечательную по глубине проникновения в суть явления. Он говорил, что «движением демоса» управляют мечтатели, а «мечтателями – всевозможные спекулянты»[173]. Иными словами, в революционном движении существуют видимые, легальные вожди и руководители невидимые, теневые, не известные порою тем, кого Ф. М. Достоевский называет «мечтателями». Возникает вопрос, возможно ли в принципе выявить участие этих «теневиков» в работе по стимулированию революции в России. Ответить на этот вопрос с точностью и определенностью очень не просто, а точнее, невозможно, поскольку перед нами самая таинственная, самая сокрытая сторона Октябрьской революции. Однако по ряду намеков и косвенных данных мы можем все-таки допустить, что такая проблема существует, что в ней нет ничего надуманного или фантастического, хотя все суждения на сей счет имеют лишь предположительный характер. Каковы эти намеки и косвенные данные?

С.  Ю. Витте в своих «Воспоминаниях» рассказывает о том, как в 1905 г., когда он приехал в Америку для подписания Портсмутского мира с Японией, его дважды посетила группа влиятельных американцев. Об этих посещениях граф Витте пишет так: «Что касается депутации еврейских тузов, являвшихся ко мне два раза в Америке говорить о еврейском вопросе, то об этом имеются в министерстве иностранных дел мои официальные телеграммы. В депутации этой участвовали Шифф (кажется, так), глава финансового еврейского мира в Америке, доктор Штраус (кажется, бывший американский посол в Италии) – оба эти лица находились в очень хороших отношениях с президентом Рузвельтом – и еще несколько других известных лиц. Они мне говорили о крайне тягостном положении евреев в России, о невозможности продолжения такого положения и о необходимости равноправия. Я принимал их крайне любезно, не мог отрицать того, что русские евреи находятся в очень тягостном положении, хотя указывал, что некоторые данные, которые они мне передавали, преувеличены, но по убеждению доказывал им, что предоставление сразу равноправия евреям может принести им более вреда, нежели пользы. Это мое указание вызвало резкие возражения Шиффа, которые были сглажены более уравновешенными суждениями других членов депутации, особенно доктором Штраусом, который произвел на меня самое благоприятное впечатление. Он теперь занимает пост посла в Константинополе»[174].