Уроки любви

– Вивиана с блеском пережила испытание, похорошела и поумнела, подружилась с мальчиком, потом поссорилась, потом встретилась с матерью, они поговорили, и Вивиана упала в обморок. Врач нашел у нее небольшое нервное истощение, стресс и легкую форму дистонии. Прописал полный покой и здоровый образ жизни. Илси хотела уехать, но девочка ее не отпустила. Они заперлись в палате и разговаривали целый день, потом Ви заснула, а Илси плакала в коридоре. Там была моя жена, так что сведения верные.

– Ох уж, этот возраст. Илси что делала в коридоре? ПЛАКАЛА?

– Да, плакала. Потом вытерла слезы, обругала мою жену и велела мне передать, чтобы я шел к черту вместе с тобой, но она, Илси, ни куда от Вивианы не уедет. Честно говоря, к черту – это я смягчил.

– Не сомневаюсь. Дальше.

– А дальше все. Только два дня прошло, чего ты еще хочешь?

– Я имею в виду мальчика. Из-за чего они поругались?

– Из-за Илси, но об этом больше разговаривать нельзя. Все в прошлом, забыто и похоронено.

– Непонятно, но красиво. А где мальчик?

– Вот в этом и состоит проблема. Письмо я получил сегодня утром. Прочти.

Марго схватила лист бумаги, протянутый Фарреллом, и начала жадно читать. Колин тактично смотрел в окно.

Через несколько минут Марго опустила листок бумаги на колени и протяжно свистнула.

– Вот, значит, как. Что ж, вполне в духе твоих отчетов о его успехах. Огонь, вода и медные трубы… Молодец, ковбой. Он мне понравится.

– Он уехал, Марго. И, насколько я его знаю, уехал по-настоящему.

– Колин, ты мало читаешь.

– Прости?

– Мало читаешь, говорю. Например, дамские романы. Держу пари, ни одного не прочел, ведь там все это прописано. Куда уезжает герой с разбитым сердцем? Ясно куда. Если война – на фронт, если в прошлом веке – то в Африку, а если в наши дни – то на родину, в маленький захолустный городок, где его помнят босоногим хулиганом без передних зубов и с фингалом под глазом.

– Марго, ты – циник.

– Мне восемьдесят семь лет, только и всего. Скажи лучше, у нас есть шанс вернуть его обратно?

– Ни малейшего. Его здесь держала только Вивиана, но теперь он уверен, что она его бросила.

– Послать телеграмму… Нет, это как-то не романтично… А что она сама думает?

– Она ничего не думает, она все время плачет при упоминании о Шейне Кримсоне.

– Вот черт. Я же тебя предупреждала!

– О чем?

– Чтобы ты ухо держал востро. Если она из-за него плачет – все серьезно. Ладно, поехали.

– Куда?

– Навещать больную и ругаться с Илси.

– Марго, а работа?

– Колин, эта компания выдержала три мировых нефтяных кризиса и два дефолта. Неужели ты настолько преисполнен гордыни, что считаешь, будто она развалится от твоего трехчасового отсутствия?

***

Осень вступила в свои права, и почти все деревья в парке стояли голые. Вивиана смотрела на них с тоской и вспоминала золотистый шуршащий ковер, по которому шли они с Шейном, а впереди трусил огромный лохматый мистер Джейд.

Дождь тихо звякал по стеклу, и девушка с некоторым изумлением осознала, что ей очень нравится этот звук, такой тихий и умиротворяющий. Даже странно, что до города всего два часа на машине. Здесь так хорошо…

Позади скрипнула дверь, и Вивиана торопливо вытерла слезы. На пороге робко улыбалась ее мать. Илси Бекинсейл, непутевая Илси…

– Привет. Я думала, ты спишь.

– Я спала как убитая, а потом поняла, что больше не могу.

– Ты плакала?

– Нет. Немножко. Остаточные явления.

– Звонил Фаррелл. Сказал, сейчас они приедут с Марго.

– Приплыла, наша наяда.

– Как ты думаешь, мне лучше скрыться на время?

– Нет. Хватит. Ты достаточно долго это делала, мама. Пора остановиться.

– Ви… я до сих пор не верю, что это происходит. Что мы с тобой разговариваем… ты зовешь меня мамой… Очень странное чувство.

– Приятное?

– Не знаю. Не обижайся, правда, не знаю. Это только в книжках мать и дочь начинают сразу же целоваться и обниматься. Я не верю в такое. Нам еще предстоит привыкнуть друг к другу. Полюбить друг друга. Поверить.

Вивиана серьезно кивнула, а потом подошла к матери и взяла ее за руку.

– Ты этого хочешь? Или уже жалеешь, что ввязалась? Я без обиды спрашиваю, просто хочу понять…

Илси задумчиво посмотрела на свою взрослую дочь и медленно заговорила:

– Мне было семнадцать, когда я приехала в этот город. Любой коп мог меня сцапать и отправить в приют. Не говоря уж о разных мерзавцах, которых всегда полно в больших городах. Но я никого не боялась. Я точно знала только одно: в свою захолустную дыру я не вернусь. Это было страшнее всего на свете.

Я была посудомойкой, работала у китайцев в прачечной, пела в студенческом баре… Что ты так на меня смотришь, Вивиана? Не веришь? Конечно, ведь все вы, Олшоты, считали меня легкомысленной лентяйкой, способной только тратить чужие деньги. Не хмурься, я уже не обижаюсь. К тому времени, как у меня появилась возможность тратить чужие деньги, я успела освоить массу профессий. У меня ногтей не было на пальцах полгода – из-за мыльной воды – и я лепила себе пластмассовые жвачкой…