Уроки любви

— А это от красоты. — Понимающе заверила Матильда. — Вон я-то совсем никудышная была — бледнолицая, конопатая, плоская. — одним словом, «дитя трущоб». Никто на меня и не зарился, пока форму не приобрела. Форма, Настя, большое дело… Вот, к примеру, «Настенька» только сельскую красоту изображать может. Не ходовой товар — здесь у нас за нее много не платят. Здесь — город портовый. Им всем, кобелям, Париж подавай. Хошь он неделю немывшись, а до того отродясь в вонючем захолустье свиней пас — нынче он «морской волк», при деньгах на берег покутить выбирается. Чтобы ему и красота, и формы, и бельишко с кружевцем, и премудрости постельные — все чин-чинарем было представлено. Ему не поцелуи, а «безешки» нужны — смыслишь?

— Не дура. Положение хорошо представляю, но мне-то что делать прикажешь? Это у меня самое лучшее платье. И духов капля осталась. А чулки все штопаные.

— М-да… Ну, ничего, экипировку с первого почину подберешь. А для начала напирай на красоту, которую умеючи подать надо… Я тебя, лапусенька, давно заприметила. Что, думаю, девка дурью мается — то двор метет, то в чужом грязном белье рученьки белые губит. Все одно — к нам ей дорожка, в мир «легкокрылых прелестниц», «камелий» — по-французски выражаясь.

Матильда, а попросту Маруська-косая, в узелках тряпичных папильоток, загасила папироску и подсела к гостье. В ее узких желтых глазах горело любопытство.

— Вот только, милая, надо с околоточным разобраться, чтобы тебе в отделении все бумаги выдали и медицинское освидетельствование провели. Работа такая — надо себя в чистоте блюсти… У тебя-то, как, кавалеры из приличных были?

— Из благородных. — Настя поперхнулась. — А без полицейских и врачей нельзя? Может, я еще передумаю, может, у меня не получится?..

— А как с поличным застукают?

— Скажу, — полюбовники, давно в связи состоим.

— Все такие умные, девонька… Но первый пробный заход сделать надо — это ты резонно мыслишь… Вот, что я думаю, скажу своему дружку, чтобы пришел завтра с приятелем. Они через Турцию товар везут. Три раза в месяц в Одессу заходят. Постоянные-то клиенты вернее… А еще лучше, — барина солидного, содержателя найти… Что там у тебя с благодетелем-то, Лихвицким, не сладилось? Солидный мужчина, денежный. Супруга, правда, мегера страшная. Приехала в прошлую зиму прямо к мамзель Пинарской, да ей при всем честном народе в парик вцепилась… Сраму-то было… Все же воспитание имеет. — Осуждающе поджала губы Матильда.

— Постой… Тебе откуда про Лихвицких известно?

— Профессия у нас такая. — Матильда понизила голос. — Многие девушки, что при иностранцах работают, в сексотах состоят. Супротив шпионажу, значит… А про тебя тут все известно, красавица. — Она пренебрежительно покосилась на перекрашенное саржевое платье Насти с гимназическим высоким воротничком.

— Ну, может, вам тут и все известно, только Софья Давыдовна женщина добрая. Знай она, как со мной поступили, уж давно бы выручила. — Нахмурилась Настя, подозревавшая в злодеяниях, учиненных против нее, вину Вольдемара и Алексея.

— Бесплатный урок хочешь? При твоей красоте женщинам доверять нельзя. И никому из них душу не открывай, всегда одна корысть и зависть. Что Зосенька твоя, что барыня.

— А ты как же?

— И я не лыком шита. Как зарабатывать начнешь, будешь мне от каждой выручки процент платить. А если по-другому жизнь устроишь, найдешь способ со своей благодетельницей расплатиться. — Распахнув дверцу шкафа, Матильда перебирала платья. Резко запахло дешевыми духами и папиросным дымом.

— Вот это. к примеру, прикинь. — На колени Насти упало сине-красное платье из недорогого гипюра и атласа, сшитое небрежно, словно для куклы, измятое и изрядно потрепанное.

— Мне?! Нет… — С ужасом отстранила платье Настя.

Прищурившись, Матильда приняла боевую стойку — руки в боки, ноги расставлены, подбородок презрительно вздернут:

— Слова такого от тебя чтобы никто не слышал! У девочки с панели «нет» не бывает! Синяки, сломанные ребра, сифилис, выбитые зубы — это пожалте, сколько угодно. А «нет» — не бывает… Тоже мне, — краля в обносках.

В сине-красном платье, с подведенным кармином ртом, небеленая и надушенная, Настя послушно восседала за столом. Пирушку устроили кавалеры — водка, копченая ставрида, кровяная колбаса странно сочетались с огромным янтарным ананасом, нарезанным в широкой селедочнице. Экзотический фрукт умыкнули с судна «матросики», один из которых был помощником рулевого, а второй — начальником таможенного караула.

Быстро опьянев, клиент Матильды — рыжий курносый силач по имени Пархом, сгреб свою «фифу ненаглядную» в охапку и, бросив на кровать, под визги и вскрики женщины, приступил к отчаянному тисканью.

— Пусти, пусти, медведь разлапистый, — притворно сопротивлялась Матильда. — Уж вы б его, господин начальник, усмирили — все тело изомнет! — Просюсюкала она невысокому офицеру, угрюмо сидевшему за столом рядом с Настей.

— Еще по одной? — Осведомился тот у соседки, проигнорировав жалобы Матильды.

— Не надо… Голова болит. — Настя накрыла ладонью стопку. «Начальник» налил себе, выпил и крякнув, отер тыльной стороной ладони усы.