Уроки любви

– Нет, спасибо, я правда больше ничего не хочу, – сказала я. – Мне пора идти. Я должна помочь маме в магазине.

– Она сказала, что справится без тебя. Посиди еще! Давай теперь займемся твоей математикой.

– Я же сказала: нет!

– Ну давай тогда прошвырнемся по торговому центру. Куда хочешь, даже в магазины одежды.

– Мне нет смысла ходить по магазинам одежды. У меня все равно нет денег ни на что приличное.

– Я думал, девчонки любят просто пойти посмотреть. Рита готова часами торчать в «New Look» и «TopShop».

Я невольно схватилась за свой чудовищный свитер:

– Я знаю, что у меня дикий вид.

– Ничего подобного. Мне очень нравится, как ты выглядишь. Ты не скучная, как другие девчонки, у тебя свой стиль.

– Ну да – наполовину с благотворительного базара, наполовину – мамино рукоделье, – откликнулась я.

И все же мне было приятно это слышать. Может быть, Рэкс тоже так думает. Интересно, заходит он иногда с женой и детьми в «Макдоналдс» во время субботних закупок? Мне так хотелось его увидеть! А потом, если бы он застал меня здесь с Тоби, он бы понял, что не такая уж я унылая дурочка Пруденс, у которой нет друзей.

Пожалуй, я могу теперь считать Тоби своим другом, если только он не будет претендовать на большее.

Мы побродили еще с полчаса по торговому центру, но особого удовольствия мне это не доставило. Тоби очень старался мне угодить, держась на полшага сзади, чтобы я выбирала, куда мне хочется зайти. Я не знала, в какие магазины заходить, сколько времени таращиться на разнообразные тряпки, какие манекены покрутить с заинтересованным видом. Все это было так фальшиво и неловко. Зато я очень старалась поддерживать оживленную беседу. Тоби по большей части отвечал односложно. Вероятно, он привык к простым коротким словам, как в этом несчастном комиксе.

13

Я, видимо, обречена учить людей читать. Это было утомительно с Тоби, но с отцом еще хуже. Он явно был в ярости, что я не пришла в пятницу. Ему хотелось устроить мне допрос, но язык по-прежнему его не слушался. Наконец ему удалось выговорить невнятное: «Дети… Не! Нет!» Я прекрасно понимала, что он запрещает мне когда-либо впредь сидеть с детьми, но притворилась недогадливой.

– Да, папа, я просто решила, что пора мне уже подрабатывать себе на карманные расходы. Я рада, что ты это одобряешь.

Отец дошел уже до белого каления и стремился быть понятым во что бы то ни стало. Он колотил по кровати левой рукой и даже слабо шевельнул правой.

– Бернард, смотри-ка, ты скоро сможешь нормально двигаться! – воскликнула мама, гладя его больную руку.

Отец не дал себя отвлечь.

– Дети… нет… нет… нет! – твердил он.

– Да, папа. Гарри и Лили – дети, мальчик и девочка. Они иногда капризничают, но я умею с ними справляться. Так что можешь звать меня Мэри Поппинс.

Отец, похоже, хотел назвать меня по-разному, но только не Мэри Поппинс. Но тут я достала свое собрание отрывков из его Великого произведения. Пока я читала первую строчку, отец лежал неподвижно. Он слушал, чуть вскинув голову и поджав губы, так что рот у него перестал кривиться. Он выглядел почти как до болезни.

– А теперь ты сам попробуй почитать, папа.

Он протянул левую руку за книжкой, прочистил горло и внятно, с выражением, произнес первые четыре слова. Я решила, что произошло чудо, к отцу вернулись все его способности и меня наконец перестанет мучить чувство вины. Но тут он запнулся, повторил то же самое и не мог двинуться дальше, как ни старался. Весь его magnumopus свелся к четырем словам: «Я, Бернард Кинг, полагаю…»

Его глаза наполнились слезами.

– Ой, Пру, не расстраивай папу. Убери это лучше, – прошептала мама.

– Не волнуйся, папа, скоро у тебя получится прочесть все. А пока я тебе почитаю, хочешь?

Отец кивнул, и я стала читать. Сперва он дергался и сопел, но потом весь сосредоточился и начал слушать. Грейс зевала, крутила пальцами и незаметно подавала самой себе Ижки-Фижкины знаки. Мама сердито покосилась на нее, как будто Грейс вертится в церкви. Сама она сидела с выражением благочестивой сосредоточенности на лице, но взгляд ее бродил по всей комнате. Я знала, что она думает о папиной стирке, о том, что приготовить нам к чаю, о счетах и угрозах судом в нашей почте.

Я читала дальше, произнося сложные периоды с отцовской интонацией. Иногда я даже вставляла отцовское покашливание или отцовское фырканье. Мама смотрела в пространство. Грейс посапывала. Отец постепенно тоже стал ровно посапывать. Он спал и храпел во сне. Его великое произведение подействовало на всех, как колыбельная на усталых малышей.

Я оставила свое сокращенное издание на тумбочке у его кровати. Думала, отцу будет приятно на него взглянуть, но когда мы пришли к нему в воскресенье, рукописи не было. Я спросила, куда она делась, но отец посмотрел непонимающе и покачал головой. Вот чем кончились мои усилия любви. Видимо, уборщица выбросила листки в мусор, а отец ничего об этом не помнил.

Я собиралась сделать побольше таких выписок и украсить их акварельными иллюстрациями, но теперь решила, что не стоит.