– Это прогонит его из дома, – сказала Мария. – Когда твой муж уйдет, его судьба будет принадлежать ему самому, и ни ты, ни я не будем нести ответственности за то, что случится после.
Натаниэль Хэтч исчез. Его не было две недели, месяц и до самого лета его никто не видел. Энн сама вела все дела в лавке, а когда минуло полгода после пропажи мужа, отправилась в суд, где была объявлена вдовой. Поисковый отряд обнаружил башмаки и ружье Натаниэля на дальнем берегу Пиявочного озера. Решили, что он утонул, как многие до него, охотясь на обитавшее в озере морское чудовище, поскольку около вещей оказалась кучка соли, которой приманивают живущих в соленой воде созданий. Никто, кроме Марии, не разглядел отпечатков босых ног, ведших в сторону от водоема и свидетельствовавших о его неуемном желании покинуть Массачусетс.
Как вдова, не имеющая наследников мужского пола, Энн получила право владеть собственностью: лавка теперь принадлежала ей. Энн Хэтч больше не брала у Марии плату за покупки, будь то черная патока, цикорий или мука. Если же речь шла о редких товарах, таких как испанские апельсины или мирровое масло из Марокко, предметах роскоши из далеких стран, то Энн приберегала их для Марии Оуэнс.
После исчезновения Натаниэля Хэтча в дом Марии стали приходить нуждавшиеся в лечении женщины, всегда в поздний час, когда большинство добропорядочных горожан уже лежало в постели. Дурное обращение мужа с Энн Хэтч не составляло тайны, как она того хотела, и вскоре стало известно, что ей посодействовали в улучшении жизни. В те времена многие прибегали к самолечению, приносившему скорее вред, чем пользу. Некоторые верили, что жизнь у младенцев в колыбелях высасывают посланники Сатаны или кошки, которых считали не заслуживающими доверия, порочными созданиями. Эти люди полагали, что оболочка угря может вылечить ревматизм, и если ребенка, страдающего от припадков, бить тонким прутом, вырезанным из ветки молодого дерева, то это изгонит из его тела дьявола. И вот ради здоровья, своего и детей, они обращались к Марии за ее снадобьями.
В такие вечера Фэйт сидела в темноте на своей постели с любимой старой куклой под боком и Кипером у ног и прислушивалась к голосам, доносившимся из кухни. Девочка быстро поняла, что женщины чаще всего приходят к матери со своими болезнями, а если дело касается любви, Мария способна помочь лишь в определенных случаях. Это любовь заставляла женщин идти сюда поздним вечером, продираясь сквозь кусты ежевики, и просить снадобья. Мария никогда не произносила имя Джона Хаторна, но Фэйт знала, что ее мать предал мужчина, служивший судьей. Когда они, отправляясь в город в базарные дни, проходили мимо здания суда, Фэйт немного отставала и закрывала глаза, представляя отца за судейским столом. Тот при этом всегда ощущал озноб, подходил к окну и выглядывал на улицу. И всякий раз, видя девочку, стоявшую на мощеной булыжником мостовой, Джон закрывал ставни и отходил от окна.
– Что там тебя задержало? – кричала ей мать.
– Ничего, – обычно говорила она.
В следующий день рождения, когда ей исполнилось шесть лет, Фэйт Оуэнс дала себе клятву, что никогда не влюбится.
Однажды ночью к дому Марии пришла женщина, но, в отличие от обычных клиенток, не стала стучать в дверь. Марта Чейз не верила в магию, однако насущная необходимость пригнала ее сюда, заставила покинуть постель и прийти через поля в одной ночной сорочке. Она увидела, как Фэйт Оуэнс бегает у озера по камням без чулок и обуви, словно маленькая дикарка. Марта часто возвращалась на это место, чтобы понаблюдать игры Фэйт, прячась в зарослях падуба и проливая соленые слезы.