Уроки милосердия

Не знаю почему. Смех просто выплеснулся изнутри, как фонтан. И все присутствующие в зале уставились на меня – на злые красные линии, пересекающие мое лицо, – недоумевая из-за неуместного смеха, вырывающегося из моего горла.

– Боже мой, Сейдж, – прошипела Пеппер, – как ты могла?!

Чувствуя себя загнанной в угол, охваченная паникой, я встала со скамьи, сделала два шага и потеряла сознание.

Я пришла в себя уже в кабинете Адама. Он стоял на коленях у дивана с мокрой салфеткой в руке. Я тут же отпрянула и прикрыла левую щеку рукой.

– Знаете, – сказал он, словно продолжая начатый разговор, – от меня на этой работе ничего не утаишь. Я знаю, кто делал пластическую операцию, кому удалили грудь, кому аппендицит, а у кого вырезали грыжу. У человека может быть шрам, но это также означает, что у человека есть история. И кроме того, – добавил он, – не шрам я заметил, когда впервые вас увидел.

– Да уж.

Он положил руку мне на плечо.

– Я заметил, что вы очень красивая, – продолжал он.

У Адама песочного цвета волосы и медовые глаза. Его теплая ладонь прикасалась к моей щеке. Я не была красавицей до случившегося и уж точно не стала ею после. Я помотала головой, чтобы прийти в себя.

– С утра ничего не ела… – призналась я. – Мне нужно в зал.

– Успокойтесь. Я предложил сделать пятнадцатиминутный перерыв, прежде чем продолжить службу. – Адам замер в нерешительности. – Может быть, воспользуемся тем, что есть в моем плеере?

– Могу поклясться, что загрузила нужную песню. Сестры меня возненавидят.

– Бывало и похуже, – ответил Адам.

– Сомневаюсь.

– Однажды я наблюдал, как пьяная любовница пыталась забраться к усопшему в гроб. Ее вытащила законная жена и избила до потери сознания.

У меня округлились глаза.

– Правда?

– Да. Так что это… – он пожал плечами, – пустяки.

– Но я засмеялась!

– Многие смеются на похоронах, – заверил Адам. – Потому что люди чувствуют себя неуютно рядом со смертью, а смех – это способ расслабиться. Кроме того, держу пари, ваша мама больше обрадовалась бы тому, что вы вспоминаете ее жизнь со смехом, чем заливаясь слезами.

– Мама решила бы, что это очень смешно, – прошептала я.

– Держите. – Адам протянул мой компакт-диск в коробке.

Я покачала головой.

– Оставьте себе. Вдруг вашим клиентом будет Наоми Кэмпбелл.

Адам засмеялся.

– Готов поклясться, что вашей маме эта идея тоже понравилась бы, – ответил он.

Через неделю после похорон он позвонил, чтобы узнать, как у меня дела. Мне показалось это странным по двум причинам: во-первых, я никогда не слышала, чтобы сотрудники похоронного бюро проявляли подобное участие, а во-вторых, его нанимала Пеппер, а не я. Я настолько была тронута этим участием, что испекла ромовую бабку и по пути с работы домой занесла ее в похоронное бюро. Я надеялась оставить ее в конторе и не наткнуться на Адама, но оказалось, что он на работе.

Он спросил, есть ли у меня время выпить кофе.

Вы должны знать, что даже тогда он носил обручальное кольцо. Другими словами, я знала, во что ввязываюсь. В свою защиту могу сказать одно: я никак не ожидала, что мной будут восхищаться мужчины, в особенности после того, что произошло. Но вот Адам, привлекательный и успешный, пытается за мной ухаживать. Мои представления о нравственности, которые напоминали, что Адам принадлежит другой женщине, заглушал едва слышный шепоток в голове: «Попрошайки никогда не станут теми, кто выбирает. Бери то, что само плывет в руки. Кто еще полюбит такую, как ты?»

Я знала, что неправильно связываться с женатым мужчиной, но это не удержало меня от того, чтобы влюбиться в Адама и мечтать, что он влюбится в меня. Я смирилась с тем, что всю жизнь проживу одна, буду работать в одиночестве, до конца жизни останусь одна. Даже если бы я и встретила человека, который стал бы притворяться, что ему наплевать на жуткую сморщенную кожу на моей левой щеке, откуда мне знать, что он любит меня, а не просто жалеет? Любовь и жалость очень похожи, а я никогда не умела разбираться в людях. Мы с Адамом встречались тайно, за плотно закрытой дверью. Другими словами, наши встречи происходили исключительно на моей территории.

Прежде чем вы заявите о том, что противно позволять человеку, который бальзамирует других людей, прикасаться к себе, позвольте вам возразить. Всем этим усопшим, включая мою маму, крупно повезло, что последними к ним прикасались такие нежные руки. Иногда мне кажется, что из-за того, что Адам столько времени проводит с мертвыми, он по-настоящему ценит чудо живого тела. Когда мы занимаемся любовью, он надолго задерживается на сонной артерии, на запястьях, под коленками – в местах, где бьется пульс.

В те дни, когда ко мне приходит Адам, я жертвую парой часиков сна, чтобы побыть с ним. Из-за особенностей работы, которая заставляет его быть наготове двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, он в любое время может с нее улизнуть. Именно поэтому его жене не кажется подозрительным, что он внезапно уходит.

– Мне кажется, Шэннон обо всем догадывается, – говорит сегодня Адам, когда я лежу в его объятиях.

– Правда?