Уроки мудрости

Это позволило мне затронуть более широкие философскиеаспектыквантовой физики, в частности ее отношение к философии восточных мистических традиций. Гейзенберг сказал, что он часто думал, что значительный вклад в науку японских физиков в течение последних десятилетийможет быть объяснен существенным сходством между философскими традициямиВостокаи философией квантовой физики. Я заметил, что японскиеколлеги не проявляли сознавания такой связи, с чем Гейзенбергсогласился: "Японские физики чувствуют прямо-таки табу по поводу разговоровоб их собственной культуре, настолько на них влияют американцы". Гейзенберг полагал, что индийские физики более открыты в этом отношении, что соответствует и моим наблюдениям.

Когда я спросил, что сам Гейзенберг думает по поводу восточнойфилософии, он сказал, к моему большому удивлению, что не только вполнесознает параллели между квантовой физикой и восточной мыслью, но что всвоей собственной научной работе он испытал — по крайней мере подсознательно — большое влияние индийской философии.

В 1929 году Гейзенберг провел некоторое время вИндиивкачестве гостя знаменитого индийского поэта Рабиндраната Тагора, с которым он много говорил о науке и индийской философии. Это знакомствосиндийской мыслью стало для него большой поддержкой, как он мне сказал.

Он стал понимать, что приятие того, что относительность, взаимосвязанностьи неопределенность являются фундаментальными аспектами физической реальности, столь трудно давшееся ему и его коллегам физикам, лежало в самой основе духовных традиций Индии."После этих разговоров сТагором, — сказал Гейзенберг, — некоторые идеи, которые казались совершенно сумасшедшими, внезапно наполнились большим смыслом. Это былодля меня большой помощью".

Здесь янемог удержаться, чтобы не излить Гейзенбергу своесердце. Я сказал ему, что пришел к мысли о параллелях между физикой имистицизмом несколько лет назад, начал систематически изучать эти параллели, и был убежден, что это важное направление исследований. Темнеменее, яне мог получить никакой финансовой поддержки от научныхобществ, а работать без этого было трудно и опустошительно. Гейзенбергулыбнулся: "Меня тоже часто обвиняют в том, что я слишком углубляюсь вфилософию". — Когда я заметил, что наши ситуации все же очень различны, он продолжал с той же теплой улыбкой: "Знаете ли, мы с вами — физики иного рода. Но так или иначе нам приходится, иметь дело с волками, выть по-волчьи"*. (* Прим. авт. — немецкое выражение, эквивалентное английскому "бежать со стаей"). Эти чрезвычайно добрые слова Вернера Гейзенберга — "Мы с вами физики иного рода" — помогли мне, может быть, больше, чем что-либо иное, сохранять веру в трудные времена.

Написание "Дао физики"

Вернувшись в Лондон, я продолжал изучение восточных философскихучений и их отношения к современной физике с новыми силами. В тоже время я учился популяризировать понятия современной физики для непрофессиональной аудитории. Эти два направления были для меня отдельными, поскольку я собирался сначала опубликовать книгу о современной физике, апотомписать книгу о параллелях с восточным мистицизмом. Япослал первые несколько глав Виктору Вайскопфу — не только знаменитому физику, но также выдающемуся популяризатору и интерпретатору современной физики. Ответ был одобрительным. Вайскопф сказал, что ему нравитсямоя способность излагать понятия современной физики нетехническим языком, и посоветовал мне продолжать эту работу, которую он счелочень важной.

В 1975 году я также имел возможность представить своиидеиопараллелях между современной физикой и восточным мистицизмом различнымгруппам физиков, в частности на международном физическомсеминаревАвстрии и на специальной лекции в Европейском исследовательском институте по физике элементарных частиц в Женеве. То, что меня пригласилипрочестьлекцию о моих философских идеях в столь престижном месте означало, что моя работа получает некоторое признание, хотя реакция моихколлег-физиков едва ли выходила за пределы вежливого любопытства.

В апреле 1973 года, через год после встречи с Гейзенбергом, яна несколько недель вернулся в Калифорнию;я читал лекции в университетах Санта Круз и Беркли, возобновил контакты со многими друзьямииколлегами. Одним из них был Майкл Наунберг, физик из университета Санта Круз, которого я встретил в Париже и который пригласил меня на факультете университета Санта Круз в 1968 году. В Париже и во время первого года моего пребывания в университете Санта Круз мы былидовольноблизки, вместе работали в различных исследовательских проектах и поддерживали близкие личные отношения. По мере того как я все более вовлекалсяв контркультурное движение, мы виделись все реже, а когда япереехал в Лондон, то почти потеряли друг друга из вида. Теперь мы были рады снова увидеться, и отправились на длительную прогулку по паркам и лесам вокруг университета Санта Круз.