Уроки мудрости

Когда я спросил Карла, какие изменения он хотел бы видеть в образе раковых заболеваний, созданном обществом, он обратился к взгляду на природу заболевания, который мы обсуждали раньше.

«Я хотел бы, чтобы люди поняли, что болезни – это средство решения проблем, – сказал он, – и что рак – это главный «решатель» проблем. Я хочу, чтобы люди признали, что большая составляющая рака – это прорыв системы самозащиты, а большая часть в восстановлении здоровья принадлежит перестройке системы защиты организма. То есть акцент надо делать не на вмешательство, а на поддержку больного. Также я хочу, чтобы люди поняли, что раковые клетки не могущественны, а слабы».

Когда я попросил пояснить последний пункт, Саймонтон, как и на лекции в Торонто, объяснил, что хотя раковые клетки обычно больше нормальных, они слишком вялы и беспорядочны. Он подчеркнул, что, вопреки популярному образу рака, ненормальные клетки не способны завоевать или атаковать; они просто перепроизводятся.

«Образ рака как очень могущественной болезни приводит к формированию предвзятых мнений среди множества людей, – продолжал Саймонтон. – Знаете, люди обычно говорят: «Моя бабушка умерла от рака, а она отважно боролась с ним; значит, это сильная болезнь. Если это слабая болезнь, как она могла убить мою бабушку?» Если вы будете настаивать на том, что рак – слабая болезнь, людям придется переосмысливать смерть бабушки, а это слишком болезненно. Им гораздо проще считать меня сумасшедшим. Я был свидетелем тому, как очень умные люди приходили в смятение, узнав, что раковые клетки слабы. Но это несомненный биологический факт».

Пока Саймонтон говорил, я стал понимать, какие огромные перемены должны произойти в системе убеждений людей, чтобы они смогли принять его подход. Я смог прекрасно представить себе, какое сопротивление, как со стороны пациентов, так и со стороны своих коллег, приходилось ему преодолевать.

– В чем еще, по-вашему, должны произойти перемены? – настаивал я, и Карл быстро ответил.

– Во мнении, что люди, пораженные раком, умирают; что рак абсолютно летален, что это лишь вопрос времени.

Я подумал, что и это будет трудно изменить, и поинтересовался, какие доказательства собирается представить Саймонтон, чтобы переубедить людей в том, что рак не смертелен. Везде только и слышишь о том, что от рака все умирают.

– Не все, – настаивал Карл. – Даже при наших грубых подходах к раку около 30–40 процентов людей, болеющих раком, расстаются со своей болезнью и в дальнейшем не испытывают никаких проблем по этому поводу.

– Этот процент, кстати, не изменился за последние сорок лет, – добавил он, – что оказывает, что улучшений в методике лечения мы не добились.

Комментарий Саймонтона вызвал во мне бурю мыслей, и я попытался проинтерпретировать полученную статистику в терминах теории.

– В рамках вашей модели, – наконец отважился я, – не означает ли для этих 30–40 процентов освобождение от рака – крушение их судеб, которому они не могут противостоять?

Саймонтон заколебался.

– Не знаю. Это очень интересный вопрос.

– Но примерно так должно быть, – настаивал я. – В противном случае, рак мог бы возвращаться, согласно вашей теории.

– Нет, необязательно. Человек может заменить рак другой болезнью. В другой раз необязательно развивать в себе рак.

– И, конечно, может быть, проблема была просто временной, – добавил я.

– Правильно, – согласился Саймонтон. – Видите ли, я считаю, что чем слабее форма рака, тем слабее травма, с ней связанная.

– Значит, к тому времени, когда рак проходит, проблема уже не существует.

– Да, я думаю, что это очень вероятно, и я это учитываю. И, наоборот, я считаю, что многие люди опережают события и умирают после того, как проблема решена, из-за проблемы, которую создает рак. У людей возникают проблемы, они развивают в себе рак, а потом запутываются в его жутких сетях. Проблемы в их жизни разрешаются, но они опережают события и умирают. Я думаю, что обе стороны этой монеты имеют свое значение.

Я был поражен легкостью, с которой Саймонтон вел беседу, попеременно освещая физические и психологические аспекты рака, и не мог себе представить, как звучала бы наша беседа для ушей его коллег-медиков.

– Как сегодня относятся в медицинских кругах к роли эмоций в развитии рака? – спросил я.

– Я бы сказал, что люди больше открываются такому восприятию, – ответил Саймонтон. – Я считаю, что достигнут значительный прогресс. Это объясняется тем, что больше и больше болезней обнаруживают эмоциональную составляющую. Возьмите, например, сердечные болезни. Все основные работы по сердечным болезням за последние 7–8 лет отмечают роль психики и личностных факторов в сердечных болезнях. Наше общество в целом очень быстро изменяет свое отношение к сердечным болезням, и сейчас мы наблюдаем серьезные перемены в медицинском мире. Учитывая эти исследования, становится легко усвоить мысль о том, что в развитии рака также имеется эмоциональная составляющая. В общем, я бы сказал, что к этой концепции сейчас относятся с большим сочувствием.

– Сочувствием, но не одобрением?