Уроки мудрости

Вот в этом пункте Лэйнг и расходится во мнении с большинством своих коллег. Он сосредоточил свое внимание на понимании происхождения психических заболеваний, обращаясь к основам человеческого бытия. Рассматривая человека как существо, воплощенное в сети многообразных отношений, Лэйнг подходит к психиатрической проблематике с экзистенциальных позиций. Он интерпретирует шизофрению и другие психозы не как заболевания, а как особые стратегии, изобретаемые людьми, чтобы выжить в ситуациях, невозможных для жизни. Такая точка зрения приводит к радикальной смене перспективы. Для Лэйнга сумасшествие является разумной реакцией на безумное социальное окружение. В «Политике опыта» он выступает с программой резкой социальной критики, которая вошла в глубокий резонанс с критической направленностью движения контркультуры и которая не теряет своей актуальности и двадцать лет спустя.

В отличие от большинства психологов и психиатров, сосредоточившихся на изучении человеческого поведения и старающихся соотнести его с физиологическими и биологическими механизмами, Лэйнг погружается в исследование нюансов человеческого опыта и его искажений. И в этом отношении Лэйнг оказывается в полном созвучии с духом шестидесятых. Находя опору и руководство в философии, музыке, поэзии, медитации и расширяющих сознание веществах, Лэйнг отправился в путешествие по многомерному пространству человеческого сознания. С большой эмоциональной глубиной и незаурядным литературным талантом ему удалось описать разнообразные душевные ландшафты, и тысячи читателей узнавали в его описании свой собственный опыт.

Области человеческого бессознательного

После знакомства с идеями Лэйнга летом 1976 года во мне пробудился интерес к западной психологии. С того времени я старался использовать каждую возможность расширить мои знания о человеческой психике при встречах с психологами и психотерапевтами. Во время разговоров с ними часто упоминалось имя Стэна Грофа. Мне неоднократно советовали познакомиться с этим человеком, который представлял собой одну из ключевых фигур в движении за развитие человеческих возможностей и высказывал весьма близкие мне идеи о науке и духовности. Следуя избранному мной методу ву-вей, я ожидал подходящего момента и не предпринимал никаких специальных усилий для того, чтобы встретиться с Грефом. И этот момент наступил. К моей радости, я получил приглашение посетить в феврале 1977 года в Сан-Франциско вечер, устраиваемый в честь Грофа.

Встреча с Грофом преподнесла мне ряд неожиданностей. Все называли его Стэном. Мне и в голову не могло прийти, что его полное имя Станислав. Я ожидал встретить типичного калифорнийца-психолога, но, когда нас представили друг другу, к моему изумлению, я обнаружил, что разговариваю не только с европейцем, но и с человеком, происходящим почти из той же культурной среды, что и я. Гроф – чех, а я – австриец. Наши страны связывает длительная общая история, в процессе которой обе культуры тесно переплетались друг с другом. Гроф – выходец из Праги, я – из Вены, а города эти разделяет расстояние всего в каких-нибудь сто миль. Поэтому знакомство с Грофом вызвало во мне ощущение, будто я встретился со своим дальним родственником. При первой же встрече я почувствовал какую-то глубокую связь с этим человеком. Позже мы действительно стали близкими друзьями.

Кроме того, то чувство легкости и непринужденности, которое я сразу же испытал в общении с Грофом, следует отнести к его личностным особенностям. Это очень теплый, чрезвычайно открытый человек, внушающий уверенность и доверие. Он говорит медленно, мягко и четко, с большой концентрацией внимания. На его слушателей производит глубокое впечатление не только необычность его идей, но и степень его личностной вовлеченности в то, что он говорит. На своих лекциях и семинарах он может много часов подряд говорить, ни разу не заглянув в какие-либо заметки. Все это время его внимание ничуть не рассредоточивается. Нередко создается впечатление, что из его глаз исходит какое-то сильное сияние, которое держит публику совершенно завороженной.