Уроки нежности

И словно в подтверждение слов Ребекки по всей аудитории разносится громкий шепот Шнайдера.

– Что, почувствовала очередную опасность? – пристально глядя на Луну, спрашивает он. – Стажировка мечты опять под вопросом? – Его бледно-голубые глаза блестят. – Интересно, возненавидишь ли ты ее так же сильно, как ненавидела Люси?

Глаза Луны широко распахиваются, и в них читается ужас вперемешку со страхом.

– ДОСТАТОЧНО, ШНАЙДЕР! – гремит на всю аудиторию голос месье Роша. – Вон отсюда! Я могу многое стерпеть, но не подобное! – Профессор подходит к двери и, повернув ключ, резко распахивает ее. – Жду вас в шестнадцать ноль-ноль в кабинете мадам Де Са. Обсудим, что именно вы забыли на моих занятиях. Что-то мне подсказывает, явно не знания!

Глава 7

Я БЫ ХОТЕЛА СПРЯТАТЬСЯ в своей спальне и не выходить оттуда до конца жизни. Но это не выход. Мне нужен диплом, а значит, придется собраться. Не знаю, накажут ли Шнайдера за его поведение, однако уверена в одном: я не позволю ему запугать себя. Мы с ним разные. Он, вероятно, родился с серебряной ложкой во рту, в то время как я была вынуждена сражаться за все, что имею. В моем детстве не было безопасного дома с понимающими и всегда поддерживающими родителями. Я росла как сорняк на лужайке, без лучей солнца, воды и заботы… и все же выросла. По сравнению с налетами полиции, обысками и всеми прочими отцовскими подарками, а также с матерью, от которой необходимо было прятать все, что имеет ценность, Бенджамин Шнайдер – ничто.

После занятия по латыни я остаюсь абсолютно одна в широком коридоре академии.

Профессор Рош подходит ко мне и стыдливо опускает взгляд в пол:

– Селин, не обращай внимания. Подобные выходки здесь не редкость. – Он неловко сцепляет руки в замок. – Каждый по-своему справляется с трагедией. Как ты понимаешь, случившееся с Люси кардинально изменило всех нас. Преподавателей попросили быть помягче со студентами, и, как видишь, те и вовсе сели на голову. – Он ободряюще улыбается. – Но знай, через неделю кто-то другой будет в центре внимания, – напоследок произносит Рош, словно это может меня успокоить.

Я остаюсь абсолютно одна в широком коридоре академии. Следующая лекция, по истории, начнется через два часа. Все ученики направляются в столовую, а я решаю пойти в библиотеку. Не хочу никого из них ни видеть, ни слышать.

Проходя мимо толпы парней, собравшейся во дворе академии, я чувствую, как мрачная атмосфера готических арок и вековых стен усиливает мое одиночество. Я не вписываюсь. Ничуточки. Ветер тормошит ветви старых деревьев, холодный воздух неприятно бьет в лицо, усиливая ощущение безысходности. Вслед летят смешки и отвратительный звук кошачьего мяуканья. Громче всех, пискляво и растянуто, кричит «мяу!» Бенджамин Шнайдер. Его голос эхом разносится среди каменных стен, усиливая мое унижение и вызывая волну насмешек его свиты.

– Молодые люди, два часа дополнительного времени в течение двух недель по понедельникам, средам… – раздается строгий голос.

Перед нами словно из ниоткуда появляется пожилая мадам. Она поправляет круглые очки и твердо заканчивает:

– …пятницам.

Мадам горделиво стоит прямо перед толпой, ее внезапное появление вызывает мгновенное замешательство. Ученики замолкают, переглядываются и смущенно отводят глаза. Я останавливаюсь на мгновение, наблюдая за происходящим, и чувствую, как напряжение начинает спадать, когда ее строгий взгляд пробегает по лицам ребят. Парни не чувствуют стыда, но скривившиеся лица и раздраженные взгляды ясно показывают: их уязвляет сам факт того, что их поймали и теперь накажут.

– Только не в пятницу! – вторит кто-то из них.

– В пятницу дополнительное время увеличивается на час, итого три часа с семи до десяти вечера, – как ни в чем не бывало держит она удар. – С новыми возражениями это время будет только увеличиваться.

– Можно узнать причину, профессор Мак-Тоули? – Шнайдер облокачивается на кирпичную стену здания.

Мак-Тоули. Точно! Джоан Мак-Тоули! Знаменитая преподавательница истории. Материалы Джоан часто мелькают в известных печатных изданиях. Ее приглашают спикером во все знаменитые учебные заведения. Академия гордится тем, что в списке ее преподавателей есть такая фигура. И, насколько мне известно, именно на ее поток по истории практически невозможно попасть. Меня, например, вписали к какому-то месье Робану. Я видела Мак-Тоули на обложке «Таймс», она стала человеком года в две тысячи восьмом. С тех пор прошло много времени, но отчего-то мне она представлялась моложе. По правде сказать, старушка передо мной мало напоминает акулу из академического мира знаний.

– Причину? – Джоан улыбается милой старушечьей улыбкой. – Разумеется.

Она будто сошла с картинок из детских книжек. Мадам бы спицы и кресло-качалку, и смело можно представить ее перед камином, рассказывающей внукам сказки. Хотя старушку выдает взгляд – молодой, живой, цепкий. Несмотря на то что с годами голубой цвет глаз пожух и превратился в серый, они будто хранят возраст ее души. Вопреки пожилому возрасту, в ней чувствуется крепкий характер.