Уроки Окклюменции

— По двадцать баллов с Гриффиндора за нападение на ученика. Колдовать вне классов строго запрещено, тем более применять заклятья на студентах. Поттер, Блэк, сколько вы еще будете нарушать школьные правила? Надеетесь отсидеться под юбкой у своего декана, которая всячески защищает вас? К счастью, на меня ее влияние не распространяется, и я могу сам наказать учеников, которые столь самоуверенны. Мистер Люпин, возможно, мне стоит указать директору, что вы не справляетесь с обязанностями старосты, в которые входит пресечение таких вот инцидентов, и которые вы не только благополучно игнорируете, но и в которых сами собираетесь участвовать? — ядовито произнес неслышно подошедший сзади профессор Кеттлберн, направлявшийся в замок на обед.

Люпин опустил голову и густо покраснел. Петтигрю испуганно втянул свою тупую головенку в плечи и попытался спрятаться за спину вышеназванного старосты.

— Возвращайтесь в замок! Немедленно! — холодно приказал преподаватель.

Мародеры повернулись и, сунув руки в карманы мантий, удалились, перешептываясь и злобно косясь на профессора.

— Фините, — произнес Кеттлберн, взмахнув палочкой. — Акцио, палочка Снейпа!

— Ну что, Северус, хорошо, что тебе не пришлось провести день и ночь в виде уродливого снеговика! — добродушно произнес профессор Ухода, поднимая растрепанного и засыпанного Питеровскими снежками подростка с земли.

— Спасибо, профессор Кеттлберн. Я уже устал от них отбиваться, и потом, стоит мне заклясть одного, как тут же я получаю в спину от другого… Да еще они стараются вообще меня сначала обезоружить, а уж потом издеваться. Честно говоря, я уже пытался привязывать свою палочку к руке, чтобы она не попадала к ним в лапы, но бесполезно! Волшебные веревки отрываются от палочки, а стальная цепочка однажды чуть не вывернула мне руку, с такой силой палочка стремилась к ним после Экспеллиармуса… Так что… не знаю, что мне делать. Не могу же я везде таскать с собой друзей, у них есть и свои дела.

Кеттлберн прищурился и задумчиво потер ладонью подбородок.

— Ты навел меня на одну интересную мысль… я, правда, никогда не задумывался над этой вещью в таком контексте использования, но попробовать стоит! Так, сейчас мы идем на обед, а после придешь ко мне в кабинет, на втором этаже возле портрета Синего Кардинала, знаешь, где он?

— Да, профессор, знаю, конечно, я зайду. Спасибо вам еще раз за помощь.

* * *[2]

— Посмотри, Северус, какая интересная вещь, достаточно редкая. Это ослиная или ишачья кожа — из нее обычно делают мешочки или кошельки, они маленькие на вид, но растягиваются до огромных размеров, невероятно прочные, в них можно хранить что угодно и сколько угодно долго. Секрет в том, что развязать его может только тот, кто его завязал. Поэтому кошельки из ишачьей кожи обычно не воруют — бесполезно, все равно денег не достать.

Так вот, у меня этот кусок кожи лежит очень давно, добыл как‑то по случаю. Я отрежу тебе тоненькую полоску, думаю, ты уже понял, как ее можно использовать, — подмигнул Кеттлберн своему любимому студенту.

Снейп благоговейно наблюдал за тем, как профессор заклинанием Ножниц осторожно отрезал небольшую, в фут длиной тоненькую полоску. Северус собственноручно привязал кожаный ремешок одним концом к палочке, другим — к своему запястью. Затем Кеттлберн попробовал обезоружить его. Палочка сначала взвилась в воздух, но затем молниеносно вернулась к хозяину прямо в руку — ремень из ишачьей кожи растянулся на несколько метров, но выдержал и тут же принял прежние размеры, вернув палочку подростку. Радостный Снейп, рассыпавшись в благодарностях профессору и пообещав ему сварить побольше свежего бальзама для подопечных Кеттлберна, унесся, как метеор на уроки.

Следующий день прошел тихо и мирно, потерявшие баллы Мародеры попритихли, хотя Снейп за ужином был свидетелем ссоры между Кеттлберном и МакГонагалл за преподавательским столом. МакГонагалл шипела как облитая водой кошка, коей она, без сомнения и являлась, Кетллберн же сидел, равнодушно глядя в потолок и крутя большими пальцами сложенных в замок рук. Он славился тем, что никогда не отменял своих решений, и даже Дамблдор предпочитал с ним не спорить, в отличие от Минервы, которой всегда жутко хотелось в конце года завоевать Кубок школы.