Уроки переносятся на завтра

Иван чертыхнулся про себя, что не заметил стандартной таблички на лобовом стекле: «в депо». Талон зря пробил! Теперь придется раскошелиться на новый.

Выйдя у театра музкомедии, куда его доставил следующий экипаж, он решительно двинулся по улице в сторону пункта назначения — всего предстояло пройти квартала четыре.

У самых дверей он потопал ногами, стряхивая снег, и оказался у знакомого окошечка.

- Добрый день! - произнёс он заранее приготовленную фразу.

И обомлел.

За стеклом, словно в витрине роскошного магазина, сидела Нина — девушка его давней мечты, от которой он сходил с ума в восьмом классе. Предмет его первой любви, бесконечных воздыханий и сладострастных мечтаний.

Она тоже узнала его.

- Ты что здесь делаешь? - даже как-то немного грубовато спросил Иван.

- Работаю. А ты?

- Я?

«Иностранный шпион!» - ехидно крякнул кто-то в Ванином мозгу.

- Да так. Погреться зашёл. - Он дунул на руки, изображая окоченение пальцев.

Теперь настала очередь Нины открывать от удивления рот.

- Здесь не положено, - наконец, сообразила она.

Иван сделал испуганное лицо.

- Правда? Я не знал.

Пока они молчали, через турникет проследовала делегация серьёзных мужчин в ондатровых шапках, махнув в воздухе корочками.

- Попадёт мне, - призналась Нина.

- Понимаю, - отозвался Иван, но с места не сдвинулся и посмотрел ей прямо в глаза. - Что ты делаешь сегодня вечером?

- Не знаю, - растерялась девушка. - Я так далеко свою жизнь не планирую.

- Может, сходим в кино? - продолжал наглеть Иван. - Или в кафе?

Нина кивнула, согласная на приглашение, однако было не понятно, на которое именно.

- Встретимся на Урицкого в семь часов. Возле «Дома одежды». Идёт?

- Хорошо.

- Тогда до встречи!

Иван вылетел на улицу и зачерпнул ладонью снега, чтобы обтереть лицо.

Неожиданный поворот событий спровоцировал его на череду дальнейших нестандартных шагов. Вместо того, чтобы отправиться домой и привести себя в надлежащий вид перед свиданием, он помчался в общагу, разыскал там Шныря и сообщил ему прямо в лоб:

- Снимаю с себя полномочия! Не справился! Не оправдал доверия!

Урка, мирно швыркавший в одиночестве чаёк, ободряюще похлопал его по плечу.

- Что ж. И не такие глыбы крошились в труху под грузом ответственности. Завтра же проведём собрание и рассмотрим другую кандидатуру.

- Завтра?

- А что? Активистов предупредить нужно. Повестку набросать. А то как же.

Шнырь поманил Ивана пальцем.

- Всё прекрасно понимаю. Сам бывал в подобных ситуациях. Но ты не дрейфь. Мы тебе вилки в колёса вставлять не будем.

На том они и расстались, и Ваня вернулся домой, едва успев скомкать и порвать оставленную записку перед приходом матери.

Глава 40. Побег

Ночь, проведённую в кастелянской, Фара квалифицировал для себя как ужасную. Лишённый свободы слова и передвижения, обдуваемый сквозняками через многочисленные щели, он пролежал с открытыми глазами в обществе одеял и простыней целую вечность, разрабатывая план мести.

Воображение рисовало ему центральную городскую площадь возле облисполкома, заполненную возбуждённым народом, в середине которой возвышался помост с установленной на нём плахой. Рослый палач в красном колпаке с прорезями для глаз чинно прохаживался по краю сооружения, поигрывая топором. Его то и дело освещали фотовспышки журналистов местных газет и телевидения, для которых он с явным удовольствием позировал, становясь на колено и обнажая бицепсы.

В партере сидели представители общественности, партийные и хозяйственные работники, заслуженные деятели искусств. Фара находился в их рядах со свежеприколотым орденом на лацкане пиджака, торжественный и невозмутимый. К его уху поминутно склонялся помощник, докладывая о развитии событий.

Наконец, толпа с протяжным охом расступилась, и в образовавшийся живой коридор ступил конвой, ведущий закованного в кандалы Атиллу. Кровоподтёки на его лице свидетельствовали о том, что с ним не церемонились, а рваные лохмотья, заменявшие одежду, едва прикрывали измождённое тело. Ну, да уж не обессудь, голубчик. Преступлениями своими ты породил такое к себе отношение.

Перед самым входом на помост произошла одна безобразная сцена. Атилла резко бросился в сторону, повалив двоих конвоиров, но не для того, чтобы убежать — какое там! Он плюхнулся в ноги к Фаре, вцепившись в ботинок, и принялся покрывать лакированную поверхность поцелуями.

- Умоляю пощадить! - закричал он. - Семья! Дети!

- Нет у тебя никаких детей.

Фара брезгливо оттолкнул его, не вставая с места, и приговорённого тут же подхватили под руки и поволокли обратно.

Палач оживился, стал похрустывать шейными позвонками, разогревая тело, разминать гибкие наманикюренные пальцы. Атиллу силой уложили на разделочный стол...

- А где его сообщница? - вдруг спохватился Фара. - Их ведь должны вместе...

- По закону — не больше одной казни в день, - с готовностью сообщил помощник.

- По какому закону? Где этот закон? Кто его принимал? - начал сердиться Фара. - Михалыч! Скажи им!

Замелькала позолоченная кокарда, но вдруг расплылась, помутнела, и Фара увидел прямо над собой радостное лицо Атиллы.