Уроки плохих манер

— Несколько порезов И дырок от пуль, — вслух произнес Бартоломью. — Но все они затянулись. — Бартоломью откашлялся. — После вчерашнего я не ожидал увидеть вас снова, — произнес он, пытаясь найти какую-нибудь тему для разговора.

— Почему? Потому что я видела ваши раны? Или потому, что вы сказали, будто бы позволили заново сломать себе ногу из-за желания потанцевать со мной?

Толли резко сел на кровати, не обратив внимания на острую боль, тут же пронзившую колено.

— Что?!

Господи. Неужели он и впрямь произнес это вслух?

Тереза кивнула, словно услышав его немой вопрос.

— Леди не забывает, когда джентльмен говорит ей нечто подобное. — Тереза отставила плошку с мылом в сторону и раскрыла бритву.

— Я… э… вы же понимаете, что я бредил от боли и кровопотери.

— Стало быть, вы сказали это не всерьез? — Лезвие бритвы замерло в воздухе.

Весьма неприятный приступ паники вновь шевельнулся в груди Толли. Он протянул вперед руку, чтобы отодвинуть бритву.

— Достаточно, — пробормотал он, нахмурившись. — Я сам. — День или два он вполне может обойтись без этой процедуры. Ему не на кого производить впечатление.

На лице Терезы мгновенно отразилось беспокойство.

— Простите, Толли. Я говорю глупости. Вы столько пережили, а я сижу здесь перед вами и несу всякий вздор.

— Вы просто дразнили меня, — повторил Толли, глядя в ее серо-зеленые глаза. Принимая во внимание тот факт, что вчера мысли о ней не давали ему покоя целый день, он вполне мог брякнуть какую-нибудь чушь.

— Да, верно. Так что, продолжим?

И все же каким бы приятным ни казалось Толли общество Терезы, бриться он предпочел бы самостоятельно, хотя дрожь в руках делала эту задачу невыполнимой. Особенно теперь, когда он все же пытался произвести впечатление на девушку. Менее всего Толли хотел показать Терезе, что ему недостает смелости.

— Ладно, попробуйте, так и быть.

— Благодарю. Я буду очень-очень стараться. Неожиданно губы Толли растянулись в улыбке.

— Возьмите сначала полотенце.

— Перестаньте разговаривать. И улыбаться.

В этот момент вернулся Лакаби. Он подал Терезе полотенце и отправился на поиски чистой рубашки. По крайней мере парень не походил на занудного чопорного камердинера. Бартоломью никогда не был консерватором, а в последние месяцы и вовсе позабыл, что это такое.

Полковник не сводил с Терезы глаз, когда она вновь склонилась над ним. Холодная сталь скользнула по его щеке по направлению к подбородку. Сложив губы трубочкой и сдвинув от напряжения изящные тонкие брови, Тереза вытерла лезвие о полотенце и повторила действие. Она совершенно не умела обращаться с бритвой, что совсем не удивило Толли.

На протяжении нескольких минут тишину в комнате нарушало лишь еле слышное шуршание бритвы по коже. Толли начал понемногу расслабляться и, глядя на девушку, почти забыл о том, насколько опасно это орудие в ее руках. По возвращении в Лондон он менее всего думал об интимных отношениях с женщинами. Но теперь все изменилось.

С каждым движением руки Терезы мрак, окутывавший Толли в последние несколько месяцев, рассеивался все больше. Кровь, бегущая по жилам, становилась все горячее, и если бы не острая бритва в руках девушки, он всерьез задумался бы о том, чтобы притянуть ее к себе и сжать в объятиях. А когда лицо Терезы оказалось всего в нескольких дюймах от его лица, в груди Бартоломью словно бы прорвалась плотина.

— Ну же, — произнесла она, слегка приоткрыв губы.

— Не знаю, способен ли я на это, но все же попробую. Тереза слегка сжала нос Толли, словно пытаясь отодвинуть его в сторону, как помеху.

— Ну и кто из нас дразнится? — пробормотала она. — Нет, лучше помолчите.

Стоящий на другом конце комнаты камердинер издал странный звук, который можно было одинаково принять и за изумление, и за осуждение. Однако Толли не обратил на него внимания.

У него были дела поважнее. Если бы он не сказал Терезе о том, что якобы собирается с нею потанцевать, зародились ли бы у нее в голове шальные мысли? Ведь что-то заставляло ее делать шутливые замечания. В любом случае одна из первых красавиц Лондона не должна тратить свое утро на то, чтобы брить никому не нужного инвалида.

Прежде чем Тереза успела коснуться бритвой его горла, Толли выставил вперед руку.

— Поскольку мы оба знаем, что я ничего не говорил о желании потанцевать с вами, ответьте: что вы здесь делаете? — спросил он.

— Я оперировала вашу ногу, — ответила Тереза.

— Помогали оперировать.

— Большую часть времени вы были без сознания, так что не можете знать, что именно я делала. Теперь вы мой пациент, и я намерена следить за процессом вашего выздоровления.

— Вам больше нечем заняться?

Тереза отвела в сторону руку Толли.

— Как видите, нет.

До того как с ним случилось несчастье, Толли был игроком, беспечным гулякой и даже повесой. И уж никогда не считал себя трусом. Надо просто взять себя в руки, деваться некуда. Он решительно опустил руку, вцепился пальцами в простыню и, подняв подбородок, закрыл глаза. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.