Зато обидеть кого-то из взрослых ему страсть интересно. Тут на днях (Юрий Юрьевич не знает даже, стоит ли вспоминать) произошел один случай.
* * *
Юрий Юрьевич вернулся из туалета слегка повеселевший. Он страдал запорами.
Вовка сидел за столом, делал уроки, а тут поднял голову и сказал (очень серьезно):
- Ну? Управился? Успешно? Поздравляю! От души!
Юрий Юрьевич опешил, хотел что-нибудь в таком же духе ответить Вовке, но тот сидел склонившись над тетрадкой и с карандашом в руке. Такой серьезный, такой вдумчивый, нельзя ему было мешать.
Юрий Юрьевич не помешал.
Но на другой день, обгладывая ножку Буша, Вовка снова спросил:
- Ну как, дедка? Здорово я тебя вчера поддел?
Юрий Юрьевич сделал вид, что не понял:
- Когда? По какому случаю?
- Будто не понимаешь? Ну, насчет сортира?
И тут Вовка рассказал историю, которая происходила у них в классе.
У них учился мальчик - хорошо учился, но страдал недержанием и по нескольку раз на день поднимал руку, просил учительницу разрешить ему из класса выйти.
Учительница разрешала, хорошо учившийся мальчик Вадик устремлялся к дверям, Вовка же кричал ему вслед:
- Приспичило? Беги-беги скорее, а то...
Класс хохотал, учительница делала Вовке замечание:
- Полесский! Что ты издеваешься над человеком? Как не стыдно?
- Я не издеваюсь, я смеюсь! Потому что я веселый!
- Это нехорошо!
- Смеяться нехорошо? Вот вы никогда не смеетесь - и чего хорошего? Никогда ничего хорошего!
Класс хохотал снова. Вовка был горд, был весел, а теперь рассказывал деду:
- Но у этого, у нашего Вадика, это кончается. Он теперь уже все реже да реже просится выйти, досиживает до перемены. Надо думать и соображать над чем теперь смеяться? Перманентно?
И серенькие глазки Вовки сверкали страсть как зло, зеленым светом.
И вот еще что удумал мальчишка: зная, что Юрий Юрьевич очень не любит, когда Вовка называет прадеда "дедкой", удумал еще более обидное слово: "детка".
* * *
Следующим уроком у них была литература.
Из современных писателей в шестом классе проходили Астафьева, Распутина, Искандера.
Юрий Юрьевич выбрал Распутина.
Он давно слышал: Распутин, Распутин... Слышал, но не читал, все как-то не приходилось, откладывалось на потом.
А года два тому назад прочитал. "Прощание с Матёрой" - и сразу же "Живи и помни", "Последний срок", "Деньги для Марии", "Пожар", чуть ли не всего Распутина прочитал он и все удивлялся, удивлялся. И восхищался, восхищался очень серьезно.
Теперь ему и карты были в руки, и хоть малую часть своего удивления-восхищения он надеялся передать Вовке, никак не ограничиваясь рассказом "Уроки французского", который входит в учебник для шестого класса.
Юрий Юрьевич начал с того, что Валентин Распутин - на редкость человечный человек. Таких людей мало - человечных. Может, на миллион один.
- А вот тогда это зря! - тут же перебил "детку" Вовка.
- Что - зря? - не понял Юрий Юрьевич.
- Ну, если на миллион - один, тогда зачем он? Что он сделает один-то? Самое большее, что он сделает, - уж ты, детка, извини меня, - но самое лучшее, что он сделает, - это разбередит душу такому хлюпику, как, например, ты, демократ. И - всё. И больше ничего. В истории же самое главное - это большинство. Большинство и самый большой политический начальник над большинством - это и есть настоящая сила. Понял? Все остальное ровно ничего не значит.
Хлюпик "детка" готов был снять с себя ремень и хорошо отвозить своего незваного учителя - Вовку, но он сдержался. Не ради себя, ради Валентина Распутина. Ему первый раз в жизни выпала честь сделать что-то ради Валентина Распутина, и мысленно он сказал себе: "Гордись! А с ремнем - это уже не гордость".
В то же время Юрий Юрьевич был удивлен: "Вовка-то! Рассуждает вроде как совсем взрослый человек! Взрослый, но уж очень недалекий. То есть из самых вредных".
И ему не очень захотелось продолжать разговор. Тем более, что Вовка и еще спросил:
- Детка! Родители-то сколько дали тебе на мой прокорм?
- Сколько надо, столько и дали.
- А сколько тебе было надо? - не моргнув глазом очень заинтересованно, очень серьезно спросил Вовка.
- Как раз. Столько, сколько они мне дали.
- Я думал, может, мне что-то на карманные расходы перепадет.
- Какие же у тебя карманные расходы, Вовка, могут быть?
- Ну, всякие. Как у всякого порядочного человека, у меня тоже должны быть карманные.
Продолжать разговор о Валентине Распутине уже было Юрию Юрьевичу не по душе, неуместно было, и только он хотел сказать об этом Вовке, как тот принял соответствующую позу и сказал первым:
- Я слушаю... Внимательно! Ты, поди-ка, готовился к уроку-то? Знаю готовился. Не зря же?
Теперь уже Юрию Юрьевичу было неудобно отказывать.