Уроки приручения, или Моя несносная команда. Часть 4

– Я и есть я. В клане Дэраго, со своими матерьми, которые взрастили меня, вскормили, воспитали, всему научили. Со своими отцами, которые тренировали меня, делали сильнее, смелее, ловчее. Благодаря им я стал тем, кем стал. Они – моя семья.

Я немного растерялась от такой реакции.

– Ты не хочешь посмотреть в глаза своему прошлому? Боишься, что твоя настоящая семья сделает тебя хуже?

– Не знаю, чего я боюсь. Но ничего менять не хочу.

– И будешь всю жизнь притворяться песчаным драконом?

Он пожал плечами.

– А кем ещё я могу быть?

Я прикусила губу.

– Ты намного больше, чем простой стихийник, – сказала тихо. – И не знаешь пока даже половины своей настоящей силы.

Он снова внимательно посмотрел на меня, но ничего не ответил. Я качнулась вбок, прижавшись к нему плечом. Почти сразу меня окутало тепло, но то была не моя сила. Это сделал Макс.

– Ты слишком много обо мне знаешь.

– Прости, – в третий раз повторила я.

– Глупая, – он обнял меня и прижал к себе – и было в этом движении что-то такое, от чего замерло сердце. – Ты такая умная, но такая глупая, Шелли.

– Тебе всё равно придётся встретиться со своей семьёй. Теперь это уже не твоё личное дело.

– В смысле? А чьё ещё?

– Теперь это государственная проблема. Проблема уровня высочайшей политики. Поэтому мой тебе совет: пока всё не произошло, найди в себе силы принять себя тем, кто ты есть на самом деле.

– Я – есть я, – сказал он тихо над самой моей макушкой, и от его голоса по коже побежали мурашки. – Я – простой дракон-полукровка, адепт Академии Золотых, член команды…

– Ты не полукровка, Макс, – еле слышно прошептала я. Будь он человеком, наверняка не услышал бы. Шум волн под нашими ногами заглушил бы мой голос и унёс его дальше по течению реки.

Но он услышал.

И воцарилась тишина.

Я больше не знала, что ещё сказать, ведь сама была куда большей трусихой, чем он. Дома в ящичке моего стола лежал флакончик, опустошив который я могла встретиться со своей настоящей сущностью, какой бы она ни была. Но с тех пор, как мистер Эйлар дал мне сыворотку, я ни разу не прикоснулась к ней и даже никому ничего не сказала. По большому счёту я не в праве была говорить Максу обо всём этом, пока сама пытаюсь сбежать от правды.

– Хорошо, – сказал он. – Ты права. Невозможно бесконечно убегать от своего прошлого.

– Тебя все любят, – я выпрямилась, и Макс опустил руку, которой обнимал меня за плечи. – Тебя любят одногруппники, товарищи по команде, твои матери и отцы. Я тебе даже завидую, знаешь. У меня всего один отец и ни одной матери. Но мы сейчас не об этом. Тебя окружает много любящих тебя людей, которым всё равно, кто ты есть на самом деле. Но им не всё равно то, как ты себя чувствуешь. Им не всё равно, в счастье ты или в горе. Поэтому, что бы ни случилось, ты никогда не останешься один.

Макс вздохнул, кивнул. Пару секунд задумчиво смотрел на волны перед собой. А потом выдохнул:

– Может и так.

– Тебе снова стало грустно? – осторожно спросил я.

– Ты говоришь, что меня любят. А я подумал: какая ирония! Меня волнует только то, любит ли меня та девушка.

– Так может ты просто спросишь у неё? Даже если она не любит тебя сейчас, быть может, всё изменится в скором будущем?

– Но ведь она встречается с… моим другом. Это будет предательство.

– Может тогда сначала поговоришь с ним? Хотя если ты не нравишься ей, то о предательстве и речи идти не может.

– Шелли, ты без ножа режешь моё сердце, – рассмеялся Макс.

– И снова: прости, – я виновато развела руками.

– А что насчёт тебя? – он скосил на меня взгляд.

– Меня?..

– Тебе я нравлюсь?

– Какое это имеет значение, – я почувствовала, как кровь прилила к щекам и обрадовалась тому, что в ночной темноте он не заметит, как я краснею.

– Может, твой ответ придаст мне силы принять себя.

Я закусила губы, обняла колени и положила на них голову, уперевшись подбородком. Прямой вопрос заставил меня задуматься.

И стало так больно. Просто невыносимо. Словно кто-то совсем по-настоящему резал меня изнутри. Как я ни старалась держаться, на глаза навернулись слёзы, и через несколько секунд я резко, прерывисто вдохнула. Шмыгнула носом.

– Шелли? – взволнованно сказал Макс и положил ладонь мне на плечо. – Ты плачешь?

Я отвернулась, но сдерживаться не было никаких сил. Боль в сердце стала настолько сильной, что терпеть становилось невозможным. Отчего душевные раны болят сильнее ран физических?

– Эй, Мишель… Ты чего?

Я старалась хотя бы не рыдать в голос. Резко вдыхала, вздрагивала, всхлипывала, но боль рвалась наружу, и скоро я тихо завыла, концентрируясь на том, как слёзы стекают сначала по щекам, потом по рукам и падают на колени.

– Шелли, – голос Макса стал почти умоляющим. – Прошу тебя, не надо плакать. Шелли… Шелли, пожалуйста.

Он обнял меня обеими руками, прижал к груди и стал гладить по волосам. Я отпустила свои колени, обняла его за шею и, прижавшись головой к его груди, заплакала от души. Это было глупо. Это было странно. Это было неадекватно. Но я не понимала ни что происходит, ни к чему это всё приведёт. Не знала, что говорить, что делать, куда вести этот разговор, чтобы так сильно не болело в груди.