Уроки русского. Роковые силы

Академик Игорь Ростиславович Шафаревич остановился на недооцененности заслуг этого уникального человека формальными знаками признания. Представить только: ни громких премий, ни орденов и научная степень-то — всего лишь кандидат наук. Это, заметил академик, останется таким же историческим недоразумением, как тот факт, что в свое время академия забаллотировала, не приняла в свои члены Менделеева.

О разных гранях кожиновского таланта и кожиновской личности ярко говорили главный редактор журнала «Наш современник» Станислав Куняев и председатель Союза писателей России Валерий Ганичев, доктор филологических наук Петр Палиевский и главный редактор журнала «Москва» Леонид Бородин.

Все правильно и все, наверное, недостаточно. Хотя кому-то, может, покажется избыточным. Например, когда Куняев вспомнил некрасовское и произнес применительно к другу: «Плачь, русская земля! Но и гордись…»

А самое главное, пожалуй, выразил при прощании попросивший слово читатель, которого представили просто по фамилии — Авдеев. Говоря от имени всех кожиновских читателей, которые откроют январский номер «Нашего современника» и с радостью увидят там очередную его работу, а потом, в февральском номере, с горестным потрясением — портрет в траурной рамке, он сказал: «Знамя патриотизма наклонилось. Умные и сильные, подхватите его!»

* * *

Вадим Валерианович Кожинов был умным человеком, и прежде всего в этом была его сила как патриота России. Великая, могучая, необоримая сила. И потому его так боялись враги.

Но кто же были враги у него? Ведь выступавшие на траурном митинге, очень близко и хорошо его знавшие, утверждали, что в нем абсолютно не было злобы. Имея счастье общаться с ним в течение последних пятнадцати лет, могу твердо, уверенно сказать то же самое.

Так откуда же тогда враги и кто они?

Его враги — это враги России. Если уж и не ненавидящие ее в полную меру своего существа, то существом этим не любящие. А он не раз повторял мне, что все люди в родной стране делятся по его восприятию на тех, для кого Россия — наша страна, и тех, кто говорит о ней — эта страна.

Уже после его смерти, на следующий, кажется, день, вижу по телевизору группу людей из «Медиа-Моста», у которых был произведен обыск; и молодая смазливая женщина, юрисконсульт фирмы, говоря, видимо, от имени всех присутствующих своих сотоварищей, заявляет: «А ведь мы хотели жить в этой стране, хотели в ней работать…»

Ударило по сердцу. И с острой болью подумалось: как Вадима Валериановича ударило бы!

При всем своем уме он был человек очень страстный, чрезвычайно эмоциональный. Когда же касалось самого главного — страстный вдвойне и втройне. Может ли быть иначе, если оскорбительно затрагивается, скажем, честь Родины, которую ты всей душой любишь? Да и вообще, ведь любовь — это чувство, то есть она есть эмоции по природе своей, «умственная» любовь вряд ли возможна.

Однако вот как я могу сформулировать соотношение эмоционального и рационального в нем, Вадиме Кожинове. Выдающийся ум, как и данный ему редкостный талант, этот человек всецело поставил на службу основному своему чувству — любви к Родине.

* * *

Это в данном случае совсем не значит, что с помощью ума оправдывалось чувство. В его представлении такое чувство, как любовь к Родине, в оправдании не нуждается. С презрением (многократно это слышал!) вспоминалось им известное утверждение Окуджавы, будто чувство патриотизма есть и у кошки. Или ставшая вдруг крылатой фраза про патриотизм — последнее прибежище негодяев, мало того что несправедливо приписанная в авторстве Льву Толстому, но, главное, по смыслу истолкованная с точностью до наоборот.

Он неустанно, как только появлялась возможность более или менее публичного выступления, старался восстановить для людей и справедливость, и верный смысл. Патриотизм в первую очередь для него самого не был чувством низменным, опущенным до кошачьего уровня, а, напротив, одним из самых высоких человеческих чувств, что он и старался всемерно разъяснять соотечественникам, многим из которых враги сумели-таки за последние года изрядно свихнуть головы и замутить сердца.

Наиболее гнусное достижение «демократии» в России состоит именно в том, что многих людей убедили: Россию не за что любить и не надо любить.

Впрочем, люди, не любившие свою страну, радовавшиеся при ее поражениях и огорчавшиеся ее победами, бывали и в другие времена. О них писал Пушкин. Это Вадим Валерианович напомнил мне в пушкинский год его строки, о которых сказал, что это, может быть, самое совершенное из всех политических стихотворений, когда-либо написанных на русском языке, и вместе с тем оно переросло всякую политику. В самом деле, посвящено тем, увы, русским людям, которые во время польского восстания 1830–1831 годов были на стороне Польши, а не России, но приближает нас к сегодняшнему дню, как заметил Кожинов, даже строчкой, в которой есть слово «вести».