Уроки русского. Роковые силы

Однако на дворе стояла «перестройка». Чисто литературные, казалось бы, вопросы все больше и стремительнее перемешивались, перекрещивались, сплетались с другими, куда более широкого и острого исторически современного звучания. Вот тогда в «Нашем современнике» появляется нашумевшая, как принято говорить, статья Вадима Кожанова «Правда и истина». О нашумевшем же романе Анатолия Рыбакова «Дети Арбата», но не только о нем.

Это был необычный и поразивший многих взгляд на 1937 год, а в связи с ним и на другие этапные события недавней нашей истории. Взгляд, который позволил читателям увидеть вдруг очень многое в ином, совершенно непривычном свете и объяснить себе многое по-другому, гораздо глубже и основательнее, нежели объяснялось ранее.

Как объяснялось да и теперь еще, увы, благодаря СМИ остается, может быть, в сознании большинства? Пришел злодей, садист, изверг Сталин и устроил кровавый 37-й.

Кожинов сказал: дело не в Сталине. Есть закономерности, по которым развиваются все революции. Ну хотя бы и та же Великая французская. Одна из закономерностей – в подзабытой формуле: революция пожирает своих детей. Когда маховик разрушения должен неизбежно остановиться и смениться нарастающим созиданием, сила инерции втягивает многих под колесо, прежде всего тех, кто этот маховик раскручивал и не сумел вовремя остановиться, но нередко и ни к чему такому не причастных – тоже. А ожесточенность Гражданской войны, стихшая, но далеко еще не угасшая, оборачивается, как и во время коллективизации – «второй революции», новым всплеском жестокости.

– А представление о том, будто Сталин лично отправлял в лагеря или на казнь сотни тысяч людей, вообще абсурдное, – неоднократно говорил Вадим Валерианович, возвращаясь к острой теме. – Это же просто невозможно! Нет, все сложнее. Дух революционизма еще был силен в обществе и заставлял, скажем, такого записного «гуманиста», как Корней Чуковский, писать Сталину письмо с предложением о создании специальных лагерей для малолетних, куда, по его разумению, надо было отправлять школьников даже за шалости в классе. Вот вам реальность времени!

* * *

Историческую реальность он все более кропотливо, въедливо, скрупулезно восстанавливал. Через факты. В факте сосредоточено бывает очень многое, и он о многом говорит. Учителем своим в этом смысле Вадим Валерианович считал замечательного советского философа Эвальда Ильенкова, с которым был дружен. По возрасту тот был старше, воевал, но для Кожинова стал товарищем и наставником одновременно.

– Мы все тогда, многие, питались от Ильенкова, – повторял и повторял мне Вадим Валерианович, словно стараясь, чтобы имя учителя не было забыто, чтобы ему непременно воздано было по заслугам.

Восхищавшая Кожинова безоглядная и бескорыстная щедрость Ильенкова, буквально разбрасывавшего рождавшиеся у него идеи, обернулась такой же щедростью Вадима Валериановича. Иронически говорил об одном из тех, кто на идеях Ильенкова, но даже без упоминания его, составил себе имя в литературоведении. Смеялся:

– На днях ему Путин орден вручил, а надо бы этот орден Эвальду Васильевичу. Хотя, понятно, наградили не за литературоведение – за оголтелую поддержку Ельцина, «демократии», «реформ». Так ведь? Политика! И, похоже, ельцинская политика во многом продолжается…

Вот ведь как получилось. Вроде бы всегда стоял Вадим Кожинов несколько в стороне от текущей политики, никогда и в партии не состоял, а в последние годы втянуло, можно сказать, с головой. Даже стал доверенным лицом Геннадия Зюганова на президентских выборах, чем искренне гордился. И выполнял эту обязанность с той же добросовестностью и увлеченностью, как делал все в своей жизни.

Но почему же произошел у него такой поворот? Я был свидетелем, как этот поворот начинался. Во время «перестройки», когда идеологией и политикой бурлило все вокруг, стоило обратиться к нему с приглашением на редакционный «круглый стол», как он тотчас откликнулся. А потом – на диспут, организованный нами в одном из павильонов ВДНХ, на предложение побеседовать для газеты.

Темы были уже далеко не узко литературоведческие! Это были темы прошлого, настоящего и будущего родной страны, но именно потому, я это совершенно четко чувствовал, он и шел так охотно на мои приглашения и предложения. Как мало кто другой, он едва ли не сразу, с первых шагов «перестройки», ощутил новую опасность, нависшую над Родиной и ее народом. И упрямо стал поперек. А когда появилась КПРФ – партия, возглавившая патриотическое движение в стране, он связал свои надежды с этой партией. Теперь еще чаще выступал на разного рода собраниях, дискуссиях, встречах, где речь шла о путях спасения России. Голос его звучал убежденно и убедительно!

* * *