Уроки русской любви

Набоков писал о “призматическом сознании” Пушкина, имея в виду дар отражения и преломления чужого художественного опыта. То же плодотворное качество было присуще и самому Набокову. Наверняка уже замечено, как сквозь сцену Гумбертова объяснения в любви и страницы, непосредственно предшествующие этой сцене, просвечивает VIII глава “Евгения Онегина”.

Загодя автор мигает “поворотником”, намекая, в сторону каких ассоциаций он держит путь: измотанный страстью Онегин по дороге на объяснение скользит взором по “синим иссеченным льдам” (“великолепным аквамариновым глыбам, вырубленным из замерзшей Невы…”, – поясняет Набоков в “Комментариях к “Евгению Онегину”»). А Гумберт Гумберт отправляется на решающее свидание “с глыбой синего льда вместо сердца”. (Да и позже Клэр Куильти под дулом пистолета ни с того, ни с сего цитирует “энциклопедию русской жизни”: “буду жить долгами, как жил его отец, по словам поэта”.) Но это мелочи. Есть “сближения” и более существенные.

Оба героя имеют дело с решительно изменившимися за время разлуки женщинами. Татьяна из уездной барышни превратилась в блистательную даму, напрочь лишенную качества vulgar. Лолита из очаровательной отроковицы, ухоженной наложницы литератора и рантье, стала подурневшей молодой женщиной, обитательницей социального дна, сохранив разве что качество vulgar – соответствующие манеры и способ изъясняться. Муж Татьяны – генерал, обласканный двором за боевые увечья.

Но и муж Лолиты – инвалид войны, правда, бедствующий и забытый обществом. Обе женщины подозревают поклонников в дурных чувствах и намерениях: Лолита – в шантаже (“Ты хочешь сказать, что дашь нам денег, только если я пересплю с тобой?..”), Татьяна Ларина – в тщеславии:

Тогда – не правда ли? – в пустыне,
Вдали от суетной молвы,
Я вам не нравилась… Что ж ныне
Меня преследуете вы?

…

Не потому ль, что мой позор
Теперь бы всеми был замечен
И мог бы в обществе принесть
Вам соблазнительную честь?

Она называет страсть Онегина “обидной” для себя “малостью” и стыдит коленопреклоненного обожателя:

Как с вашим сердцем и умом
Быть чувства мелкого рабом?

И обе женщины отвечают отказом: Татьяна, несмотря на любовь к Онегину, по соображениям чести, Лолита – из-за стойкого отвращения к Гумберту Гумберту, нынешнего своего замужества и застарелой любви к Клэру Куильти.

При пародийном сходстве положений – в трущобе на окраине американского городка и в покоях на “брегах Невы” – пафос происходящего здесь и там противоположен. Онегин хочет присвоить упущенное им когда-то по рассеянности, и Татьяна, быть может, права в своих подозрениях: не случись с ней чудесной житейской метаморфозы, Онегин, вполне вероятно, остался бы к ней по-прежнему равнодушен. Другое дело Гумберт Гумберт. Расцвет его чувства пришелся не на возвышение, а на унижение Лолиты: “…даже если эти ее глаза потускнеют до рыбьей близорукости, а сосцы набухнут и потрескаются, а прелестное, молодое, замшевое устьице осквернят и разорвут роды – даже тогда я все еще буду с ума сходить от нежности при одном виде твоего дорогого, осунувшегося лица, при одном звуке твоего гортанного молодого голоса, моя Лолита”.

Герой тщится перешагнуть преступление в обратную сторону, вернуть некогда им же безжалостно и алчно отнятое. Потому что в нем, в отличие от Онегина, очнулась жалость – эмоция, которая при смешении с влечением дает любовь.

Жалость не движет миром, но виснет на руках страсти, препятствуя ее бедственному разгулу. Жалость вездесуща, у нее чрезмерное воображение, понуждающее ее мгновенно вживаться в участь отверженного народа и нелепого человека; в изверга перед казнью и в дом, обреченный сносу; в материнскую с трещиной чашку и в жабу, перепуганную ревом газонокосилки… “Жалость”, – без промедления отвечает спрошенный о слове-пароле герой “Бледного огня” Джон Шейд.

Так что речь в помянутой сцене идет уже не о страсти, на поводу которой Гумберт Гумберт шел до тех пор, а об идеальном чувстве, которое “не ищет своего”, “все переносит”, “никогда не перестает” и т. п.

Но Набоков не дидактик, а герой его – не оступившийся недотепа, с полуоборота встающий на путь исправления. Потерпев крах в любви, неистовый Гумберт Гумберт спешит напоследок упиться другой сильной страстью – местью. Под пустячным предлогом автор вновь облачает его на какое-то время в “старый и грязный свитер”, над которым герой на днях учинил показательную расправу.

Повествование выходит на финишную прямую. Гумберт Гумберт выслеживает и настигает обидчика, и умерщвляет его кропотливо и подробно, как в замедленной съемке или кошмарном сновидении.