Уроки сектоведения. Часть 1.

«Колдовство недопустимо, как преступление против человечества. Не следует понимать колдовство, как зло против одной личности. Следствие колдовства гораздо вреднее - оно нарушает явления космические, оно вносит смятение в слои надземные. Если колдун не сумел поразить супротивника, это еще не значит, что его удар не убил нескольких человек где-то, может быть, в разных странах. Может быть, вибрация злой воли нашла себе утверждение в самом неожиданном месте. Нельзя представить себе, сколько смертей и болезней причинено злой волей. По пространству носятся тучи когтей, никто не учтет, где сядет эта ядовитая стая. Сильный дух защитится от злых посылок, но где-то слабый человек получит их заразу. Невозможно учесть такой космический вред. Только мощь звучания АУМ может приносить гармонию среди расстроенных вибраций. Даже Благодать долетит не в полной мере, если она попутно будет расходоваться на рассеяние зла. Можно очень остеречь человечество от всякого колдовства» (Аум, 28). «Около вас много колдунов, не прочь погладить и подбросить камушек»{1244}.

По верованию Рерихов, в 30-е годы после прихода Гитлера к власти, католическая Польша предавалась повальному колдованию, желая устранить возможного агрессора, но «фюрер» был поучительно (для рериховцев) сохранен: «Колдовство в Польше очень характерно. Но следует знать, почему такое коллективное злодеяние не действует. Причина – энтузиазм, окружающий Гитлера, он усиливает заградительную сеть, потому так советую энтузиазм и торжественность»{1245}.

А, значит, если ренессансное или новоевропейское общество и совершило преступление, казня этих колдунов, то нужно все же учесть, что это была ответная мера: воздаяние преступлением за преступление, вредом за вред. И, кроме того, это было преступление, совершенное в состоянии аффекта. Преступление, совершенное испуганными людьми, которые и в самом деле боялись колдунов, ибо верили в реальность колдовства…

Да, сжигать людей - мерзко. Но историк тем и отличается от моралиста, что он должен понимать логику событий и мотивы лиц, творивших нашу историю, а не просто выставлять им оценки за поведение…

А если этот моралист осуждает одних преступников (инквизиторов) ради того, чтобы безусловно обелить другую группу преступников (колдунов), то тут возникает вопрос – а есть ли у этого моралиста вообще нравственное право на то, чтобы быть моралистом…

Оставаясь же в рамках научно-исторической корректности, приходится сказать, что обращения теософов к средневековой истории Европы – это всего лишь пропагандистские набеги (или наезды), но никогда не серьезное научное исследование.

Перечислить и разобрать все фантазии Блаватской и Рерихов, присутствующие в их рассуждениях на библейские и церковно-исторические темы, нет возможности. Поэтому ограничусь довольно небольшой выборкой, дающей представление о методах обращения теософов с конкретным историческим материалом.

Например, дух по имени Уриэль рекомендуется Блаватской как “друг и компаньон Адама и Евы до их падения, и позднее, приятель Сифа и Еноха, как это известно всем набожным христианам”{1246}. Может быть, в каббалистических легендах и есть нечто подобное. Но они не известны “всем набожным христианам”. В библейской книге Бытия, где исключительно и описываются жизни Адама, Евы, Сифа и Еноха, нет персонажа по имени “Уриэль”. Ангел Уриил появляется лишь в неканонической Третьей книге Ездры (3 Ездр. 4,1). Если же учесть, что как неканоническая, эта книга не включается в протестантские издания Библии, то заявление Блаватской о том, что ангел Уриил “известен всем набожным христианам” является преувеличением. Но и в этой книге Уриил Ездре ничего не рассказывает о своих связях с упоминаемыми Блаватской библейскими персонажами. И даже в апокрифических «Книгах Еноха», тоже ничего не говорится о дружбе Адама и Уриила.

Еще пример — как Блаватская читает Библию. Когда ей понадобилось доказать, что в Библии нагромождены сказка на сказке (в XIX веке это было модным интеллектуальным развлечением), она привела такой аргумент: “Геродот путешествовал по Ассирии и Вавилонии всего лишь через полстолетия после того, как Даниил превратил Навуходоносора в быка. И вот этот выдающийся историк ни разу не упоминает ни о пророках, ни о каких бы то ни было евреях вообще... Разве такое крупное событие, как превращение царя в быка верховным Магом (Даниилом) могло остаться незамеченным и не попасть в работы других историков хотя бы в виде легенды?”{1247}