Уроки тьмы

Работу с деревом начинал с того, что ставил заготовку на большую берёзовую чурку, вкопанную в землю, снимал кору топором, потом внимательно осматривал дерево, определяя изъяны и сучки, чтобы от них избавиться. После каждого удара топора надо прощупывать то место, по которому ударил, чтобы знать, сколько ещё надо удалять. Определял размер будущей работы с запасом материала, снимал топором лишнее, делал пропилы. Затем брал широкую стамеску, киянку и, постукивая, вырезал общую композицию. За руками надо постоянно следить, чтобы не нанести случайного удара по ним. После этого этапа я работал с полукруглой стамеской средних размеров, обрабатывая какие-то места, вынимая, вырезая – подключая воображение. Стамеску беру в правую руку, но не за рукоятку, а не доходя два-три сантиметра до жала, подношу к задуманному месту под правильным углом, а большим пальцем левой руки контролирую линию среза, прижимая палец одновременно на дерево и жало стамески. Большой палец левой руки должен постоянно чувствовать линию среза и получаемую форму. Это опасно, но иначе ничего не сделать. Работать с деревом можно только на ощущении пальца. Доводка образа делается мелкими стамесками. Работать с деревом сложно, но интересно. Все мои первые работы были пропитаны кровью, что давало эффект розового дерева.

Самая лучшая порода для резьбы из дерева – это липа. Но её не достать. Она осталась только в старых парках. Использовал осину, тополь, ольху. Я не мог работать полукруглыми стамесками, свободно наносить красивую фактуру. Главное, не делать в дереве ошибок, так как исправить почти невозможно. Работая летом со скульптурой в саду, я научился один распиливать брёвна на дрова двуручной пилой и хорошо укладывать чурки. Заготовка дров всегда лежит на мне.

И всё же наступил такой момент, когда я понял, что надо отказаться от любимой творческой работы с деревом, так как руки мои были покрыты сплошными ранами и подолгу не заживали, а хотелось сделать ещё многое из другого материала. Вдобавок ко всему стала сильно болеть правая рука, в которой стало трудно держать белую трость. Я решительно собрал все свои инструменты для резьбы по дереву и подарил их своему другу, скульптору Тамаре Дмитриевой, приказав себе забыть о дереве навсегда…»

Он остановил запись. Надо было определиться, что было после дерева, не считая глины, с которой он не расставался с момента потери зрения ни на один день. Память звала в свои дебри, высвечивая неожиданное, давно забытое, и он погрузился в неё с головой, не сопротивляясь её потоку.

Все образы, которые задумывал исполнить Олег в дереве, подвергались изначальному глубокому изучению.