Уроки тьмы

Олег Зиновьев «бредил» искусством с самого раннего детства. Рисовал постоянно, везде и на чём придётся. Семья жила трудно, можно сказать, бедствовала, и на его увлечение рисованием никто особо не обращал внимания. Немного занятий во Дворце пионеров и затем в Доме пионеров и школьников. Затем война и блокада.

Пережитая ленинградская блокада подорвала здоровье мальчика, из-за чего он стал быстро терять зрение, а после окончания средней школы не смог попасть в высшие художественные заведения. Но желание учиться рисунку и живописи было сильнее его физических возможностей. В 18 лет Олег Зиновьев переписал в толстые общие тетради весь текст попавшего в его руки фундаментального учебного тома по академическому рисунку и живописи, проштудировал его самостоятельно и скопировал из учебника рисунки Перова. Чтобы приобрести художественную специальность, Олег Зиновьев поступил на двухгодичные курсы художественных мастеров росписи по фарфору на Ленинградский Фарфоровый завод им. М.В. Ломоносова. Закончив курсы, получил специальность мастера-живописца по фарфору и стал работать на заводе. Но работа на заводе не прошла бесследно – блеск фарфора и золота, палитра, краски, порошки, масло, скипидар ещё более усугубили и так слабое зрение. Олегу Зиновьеву врачи поставили окончательный диагноз по зрению – «синдром Ушера» и невроз слухового нерва.

Но художник не сдавался. С 1962 года стал работать на киностудии «Леннаучфильм», а затем на Ленинградской студии телевидения, создавая с большим интересом серии мультипликационных образов, участвуя в подготовке ряда телепередач, в том числе детской передачи «Ребятам о зверятах». Работа была по душе. Проработал Олег Зиновьев на этом месте много лет.

Скрывал, как мог, потерю своего зрения, которое таяло не по дням, а по часам.

Вскоре, как и предупреждали врачи, наступила беспощадная слепота. Наступило время отчаяния и борьбы с чёрными мрачными мыслями. Преодолеть настигшую беду помогло неистребимое желание творчества и поддержка самого близкого, любящего и верного друга – жены Валентины Фёдоровны Зиновьевой.

На адаптацию к слепоте, к вхождению в новую жизнь, к поиску себя в ней и к преодолению самого себя ушёл не один год. Но это уже был процесс возрождения, так как художник уже ясно представлял себя в этой новой жизни, рвался к независимому творчеству как к единственной предопределённой кем-то свыше цели. Точкой отсчёта рождения художника явилась, как ни парадоксально, его полная слепота.

Всё, чем ранее занимался Олег Зиновьев, – роспись по фарфору и мультипликационные рисунки, несомненно, дало определённые художественные навыки, но не более того. Серьёзные творческие произведения не по заказу, а по потребности души, ждали своего часа, рождаясь яркой вспышкой в напряжённо работающем мозгу, окружённом вечной темнотой.

Как говорит Олег Зиновьев, он познал: «Незрячий художник имеет преимущество перед зрячим – он постоянно находится в состоянии сосредоточения. Образы из подсознания входят в сознание, будят мысль и рождают импульс к созиданию». В чём с ним абсолютно солидарен великий философ Эллады Демокрит (ок. 470 до н. э. – ?), который сознательно выжег себе глаза, дабы чувственное зрение не мешало внутреннему умозрению. Ибо, не различая чёрное и белое, он с ещё большей остротой стал различать «хорошее и дурное, справедливое и несправедливое, благородное и позорное, полезное и вредное, великое и малое». Ибо, оставаясь слепым, он, по словам Цицерона, «странствовал по всему бесконечному пространству, не задерживаемый каким-либо пределом».

У Олега Зиновьева появилась непреодолимая потребность рисовать в тишине. Иногда состояние погружения переходило в высшую стадию – медитацию. После чего бегущей мониторной строкой возникает информационная мысль, которая требует немедленного воплощения на чистом листе бумаги, при этом воспроизведение увиденного в мозгу должно происходить в течение трёхпяти минут, не отрывая руки с карандашом от бумаги, положенной на резиновую пластину, окантованную рамкой.

Если говорить о графике художника, то можно заметить, что каждая зарисовка как бы вычленяется художником из окружающего мира, осмысливается её эмоциональное состояние, в результате чего возникает графический образ, не зависящий ни от места, ни от времени его создания, который сегодня удачно иногда называют «образами-существительными». Такое явление созвучно древнеегипетскому пиктографическому рисуночному письму, отображающему содержание в виде последовательных рисунков.