Уроки верховой езды

Слава богу, травма не выглядит свежей. По-моему, глазница успела зарасти кожей и даже шерстью, хотя в точности сказать нельзя — все в глубокой тени. На щеке и на лбу у него шрамы. Длинные полосы без шерсти. Словно трещины на асфальте, залитые свежим битумом.

Конь вскидывает голову и разглядывает меня. Его ноздри раздуваются при каждом вздохе. Он втягивает мой запах.

— Что же с тобой случилось, маленький? — стоя неподвижно, спрашиваю я вслух.

Он длинно фыркает, вытягивает шею и отряхивается. Потом начинает двигать ушами. Каждым по отдельности. Мое сердце стискивает невидимая рука.

— Господи всеблагий, — тихо вырывается у меня.

Минутой позже я решительным шагом вхожу в конюшню, где Дэн с Евой вычищают жеребячий загон.

Я требовательно спрашиваю:

— И что ты намерен с ним делать?

— С кем? — спрашивает Дэн.

— С гнедым, — поясняю я нетерпеливо. — С тем полосатым.

— Ну, вообще-то… — начинает он, сообразив, что к чему. — Я собирался его подлечить, а потом попробовать найти ему дом.

— Я его хочу, — произношу я.

Дэн глядит на меня, опираясь на лопату.

— Я серьезно. Я его хочу.

— Ты уверена? По мне, он будет далеко не подарок, когда в чувство придет…

— Уверена. Абсолютно уверена. Никогда в жизни так уверена не была.

— Ну хорошо, хорошо. Как только мы его…

— Нет. Я его хочу прямо сейчас.

— Ни в коем случае. — Дэн качает головой. — Начнем с того, что я его в конюшню-то загнать не могу. Как, по-твоему, мы его в коневоз будем затаривать?

— А так, как ты делал. Дротик с успокоительным, или что там для этого надо. Все, что я знаю, — это то, что я его хочу прямо сейчас!

— Аннемари, я все же не думаю…

— А мне все равно. Если только ты его кому-то не пообещал, я не вижу, почему бы тебе не отдать его мне!

Он колеблется, и я продолжаю:

— Я хочу сама с ним работать. Хочу сама привести его в надлежащее состояние. Я тебе возмещу затраты на аукцион. И за перевозку…

— Да я не про деньги…

— Кто бы сомневался. Я хочу этого коня, Дэн!

Он все вглядывается в мое лицо. Мы сталкиваемся взглядами. Я чувствую, как мой подбородок выезжает вперед, в точности как у Мутти, а губы сжимаются в узкую черту…

— Ну ладно. Уговорила. Признаться, я даже не особенно удивлен…

* * *

За ужином Ева осыпает меня вопросами — с какой стати мне приспичило заиметь этого коня? Когда я принимаюсь ей объяснять, что пежины у него в точности как у Гарри, она смотрит на меня непонимающим взглядом. Боже правый, разве я не удосужилась ей рассказать про Гарри?.. Уму непостижимо!

— Неужели ты никогда не слышала про Гарри? Про коня, который со мной разбился тогда?..

Краем глаза я замечаю, как вскидывает взгляд Жан Клод.

— Это он на всех снимках в конюшне? — спрашивает Ева.

— Да, это он.

— Это после того случая они решили, что у тебя матка разорвана?

Я давлюсь куском. Так-то оно так, но неужели это все, что ей известно о моем падении на соревнованиях?

Я кошусь на Жана Клода. Тот с непроницаемым видом смотрит в тарелку.

— Ева, твоя мать была конкуристкой мирового класса, — говорит Мутти.

Она дотягивается до блюда с клецками в соусе песто. Передав его Еве, она берется за салатницу с помидорами и свежим сыром моцарелла.

— Правда?

Ева глядит на меня с удивлением.

— Она была олимпийской надеждой, — говорит папа и растягивает рот в кривом подобии улыбки.

Я напряженно жду — сейчас начнется перечисление моих былых достижений, но папа умолкает. Возможно, потому, что Мутти подносит к его губам стакан с вином. Все продолжают есть, и мне кажется — худшее миновало.

— Олимпийская? — все-таки спрашивает Жан Клод.

Отпивает вина и откидывается на спинку стула, складывая руки на груди.

— Она победила в «Клермонт-Нэшнл», — говорит папа. — Дальше предстоял «Ролекс-Кентукки», а там — как знать?

— Так тот случай, получается, был в Клермонте? — спрашивает Жан Клод.

— Ага, — говорю я, утыкаясь в тарелку.

Меня страшит неизбежный следующий вопрос.

— Ты там ехала на… том полосатом коне? — спрашивает Ева.

— Да.

— Так вот что имел в виду Дэн, когда ты его впервые увидела. Поглядели бы вы на нее сегодня! — восклицает Ева, поворачиваясь к Мутти.

Та вскидывает брови.

— Могу представить себе…

— Дэн не хотел его ей отдавать, но она так на него насела! Хочу, говорит, и все! Ведь так было, мам?

— Ну, — смущаюсь я, — типа того…

— И ему пришлось сдаться. А то бы она его в навоз затоптала. — Ева широко улыбается. — Мам, а как ты его назовешь?

— Ну-у… — бормочу я. — Не знаю пока. Я еще об этом не думала.

— Гарри?

— Нет! — Сама эта мысль возмущает меня.

— Мне все это не нравится, — властным тоном вставляет Мутти. — У нас и так полным-полно лошадей.

— Таких точно нету, — говорит Ева. — Мам, так ты снова ездить будешь?

— Нет! — говорю я громко.

Я замечаю, что все на меня смотрят. И повторяю тоном настолько спокойным, какой только могу придать своему голосу:

— Естественно, нет. Ни под каким видом!

* * *

— Так, так, Майк, сдавай потихоньку, — кричит Дэн и машет рукой.

Водитель грузовика включает задний ход и плавно подает машину ко входу в паддок.

— Так это же не коневоз, — говорит Ева.