Уроки верховой езды

Я падаю перед матерью на колени.

— Мутти, Мутти… — хрипло рыдаю я, обнимая ее колени.

Она кладет руку мне на голову. Она хочет запустить пальцы в мои волосы, но натыкается на колтун. И принимается нежно его распутывать.

— Я знаю, Liebchen. Я знаю…

Первый раз в жизни ее голос срывается, и я понимаю — она плачет.

— Нет, Мутти, ничего ты не знаешь, — бормочу я, зарываясь лицом ей в колени. — Я должна тебе рассказать…

* * *

Мутти молча выслушивает, до чего я довела конюшню. Где-то к середине рассказа она перестает гладить меня по голове.

Даже не поднимая глаз, я отчетливо понимаю, что вбила между нами окончательный клин. Бросила последнюю соломинку на спину верблюда. Мутти мирилась с моим поведением в отношении папы, с моим помешательством на Гарре. Она приняла в свою жизнь Еву и меня, когда мы, так сказать, появились у нее на пороге… Но это! Этого она никогда не примет и не простит, и осуждать ее у меня не повернется язык.

Я во второй раз подвела папу. Я не только похоронила его мечту о спортивных победах, я еще и разрушила дело всей его жизни. Довершила то, что начала двадцать лет назад. Только теперь мне нет и не может быть прощения.

Кончив свою скорбную повесть, я все не поднимаю головы с ее колен. Я знаю, что этим лишь оттягиваю неизбежное, но посмотреть ей в глаза я просто не в состоянии. Я боюсь.

Но не стоять же так без конца, и я все-таки поднимаю лицо. Мои ладони еще лежат на ее костлявых коленях.

— Мутти?..

Она смотрит в стену у меня за спиной. Такая бледная, такая хрупкая… Она сидит совсем неподвижно, лишь грудь часто вздымается. Потом она закрывает глаза.

— Прости меня, Мутти, — бормочу я, жалко шмыгая носом. — Прости меня…

И убираю руки, понимая, что у нее пропало всякое желание меня обнимать.

— Ну скажи что-нибудь! Накричи на меня! Только не молчи, Мутти!..

Еще секунд пять она сидит все так же неподвижно и молча. Потом делает короткое движение пальцами — дескать, пошла вон.

* * *

По пути в свою комнату я прохожу мимо Евиной двери. Она приоткрыта, свет выключен. Я смотрю на часы и хмурюсь. Время — примерно шесть тридцать.

Я возвращаюсь вниз. И собираю остатки мужества, прежде чем войти в гостиную.

Мутти все сидит в кресле, глядя перед собой. Даже когда пришла Гарриет и улеглась на ее шлепанцы, у нее ни один мускул не дрогнул.

— Мутти?

— Что еще? — говорит она, не удостаивая меня взглядом.

— Ты, случайно, не знаешь, что там с Евой сегодня?

Она прикрывает глаза, желая, чтобы я просто ушла.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне за ней съездить или ее Дэн завезет?

— Я не знаю.

— А она-то что говорила, когда ты подвозила ее?

Мутти резко оборачивается.

— Я никуда ее сегодня утром не подвозила.

Я смотрю ей в глаза и неожиданно понимаю, что не видела свою дочь со вчерашнего вечера.

Я вваливаюсь в кухню, плохо соображая от страха. Телефон порывается выскочить у меня из руки. Завладев наконец трубкой, я так стискиваю ее, что белеют костяшки.

— Алло?

— Дэн? — окликаю я, задыхаясь.

— Ну да. Аннемари, это ты, что ли?

— Дэн, Ева у тебя?

— Нет, ее здесь нет.

— Когда она ушла?

— А она и не появлялась сегодня.

В ушах у меня отдается мой собственный крик. Я оседаю на пол, прочерчивая всеми позвонками по кухонному шкафчику. Мгновением позже я смутно ощущаю рядом с собой присутствие Мутти.

— Аннемари, что с тобой? — слышится голос Дэна. — Что происходит?

Трубка, выпавшая у меня из руки, раскачивается на проводе, стукаясь о стол и буфет…

* * *

Во второй раз за сегодняшний вечер у нас появляется полиция. Приезжает и Дэн — его машина влетает во двор минут через десять после моего звонка… Да, кажется, так все и было. Не могу точнее сказать. В голове у меня все спуталось, я плохо помню, что в каком порядке происходило.

Вот я сижу в ушастом кресле, хотя понятия не имею, как сюда добралась. Дэн устроился на его ручке, он готов к немедленным действиям. Мутти сидит напротив, бледная, как привидение. Ее палец, по обыкновению прижатый к губам, сильно дрожит.

Полиция осмотрела комнату Евы и чуть вконец не свела меня с ума расспросами об истории наших с дочерью отношений. Мое замужество, Ева и Роджер, Ева и я… Они посетили дом Луиса, они обзвонили всех юных волонтеров, работающих у Дэна… Все напрасно. Евы нигде нет.

Их подход к делу зримо меняется, когда я упоминаю нашу вчерашнюю ссору. Когда же подтверждается, что вместе с Евой исчез ее рюкзачок, полиция резко сворачивает свою деятельность и собирается уезжать.

Это невозможно! Это неправильно! Несправедливо!.. Меня охватывает новая волна паники.

— Что вы делаете? — взываю я к бледной офицерше с глазами акулы. — Вы не можете просто так уехать!

Я загораживаю дорогу, я готова удержать ее, если потребуется, силой.

— Я знаю, вам сейчас трудно, — мягко отвечает она. — Но мы ничего больше не можем сделать прямо сейчас.

— Еще как можете! Поставьте телефон на прослушивание, оставьте здесь сотрудника, установите наблюдение за домом Луиса… Господи, да сделайте же хоть что-то!..