Уроки верховой езды

Успело стемнеть, и, пока я иду через двор, на меня накидывается комарье. Я отказываюсь припустить бегом, вместо этого довольно безрезультатно отмахиваюсь руками, надеясь, что Жан Клод не смотрит в окно. Вот странно — в какие-то дни кровососы почти исчезают, а в другие — того и гляди, подхватят и прямо в лес унесут.

Двери открыты. На пороге стоит большущий, фута четыре высотой, вентилятор. Он гонит по проходу влажный воздух снаружи. Все лампочки выключены, но ярко светит луна, позволяя видеть коридор до самого манежа.

Я люблю ночную конюшню. Днем здесь тоже неплохо, но по ночам, когда никого нет, кроме лошадей, чувствуешь себя как на другой планете. Сладковатый аромат опилок и сена, кожи, овса и навоза… Всхрапывание, фырканье и характерный свистящий звук, с которым лошади выдергивают сено из рептухов. Ну и конечно, самый лучший на свете запах — запах лошадей. Его ни с чем не спутаешь, его нельзя ни с чем сравнить. Когда-то я любила заходить в денники и прижиматься лицом к лошадиным шеям просто ради того, чтобы вдохнуть этот запах. Я и сейчас это делаю — прежде чем приступить к поискам Евы.

Для начала я проверяю комнату отдыха. Там ее нет. Я заглядываю в амуничник, в комнату для призов, в длинный коридор между рядами денников, потом в тот, где хранятся вещи частных лошадей… Ева может оказаться где угодно, в том числе — в деннике с лошадкой. Или спрятаться в уголке мойки. Или даже за ящиком. Могла забраться по лесенке на сеновал, могла укрыться за диваном в комнате отдыха… Если она не хочет быть обнаруженной, ее нипочем не найти.

Я иду в денник к Бержерону и запускаю руку ему под гриву. Несмотря на ветерок от вентилятора, он весь вспотел. Я покидаю его и иду проверить других лошадей. У всех та же картина. Те, в чьих денниках есть окна, стоят мордами к ним.

Я спешу на манеж, чтобы открыть там двери наружу. Ступив на песок, я замечаю отблеск света позади. Я останавливаюсь, чтобы оглянуться.

Оказывается, в моем офисе горит лампа. За моим столом, задрав на него ноги, устроилась Ева. Она смотрит в мой монитор, держа в руке мою мышь. Она меня еще не заметила.

Я со вздохом пересекаю манеж. Пыхтя от усилия, откатываю тяжелые гофрированные створки. Немедленно начинается сквозняк, и я несколько мгновений стою, наслаждаясь прохладой.

Когда я оборачиваюсь, Ева смотрит на меня сквозь стекло. Наверное, услышала рокот дверей. Мы обмениваемся долгими взглядами — я и моя дочь. Потом я иду обратно домой.

* * *

Я не удивляюсь той истерике, которую закатила Ева на кухне. Странно даже, что этого не произошло раньше. Я опять что-то пропустила. Чего-то не заметила. Опоздала.

Я, в общем, чувствовала, что это назревает, но ничего не предприняла. Я могла бы увести ее в уголок и вызвать на откровенную беседу, но не сделала этого. Она всегда такая сердитая, что я сочла это бессмысленным. Может, мне все равно следовало попытаться? Ну, отшила бы меня, в конце-то концов. По крайней мере, она знала бы, что я не хотела причинить ей боль.

Они с Роджером всегда были близки, немудрено, что она так остро переживает его уход из семьи. И соответственно, ждет, что я тоже буду страдать. Что мне с этим делать, право, не знаю. Она злится, видя, что я не пытаюсь его вернуть. И какое ей дело, что это он ушел от меня, а не я от него.

Я не знаю, как объяснить ей, что ее и мою потерю нельзя сравнивать. Я и сама себе объяснить не могу, почему моя потеря вовсе и не кажется мне таковой. И что же я должна втолковывать Еве?

По ее мнению, мне полагалось бы заходиться от горя и расшибаться в лепешку, силясь его вернуть. Или, преисполнившись черной ненависти, нанять для него киллера. Или учинить еще что-нибудь — ну хоть что-то! А я просто живу себе, и она не в состоянии это понять. Да, я, конечно, сердита на него, тут уж сомнений быть не может… но и только. Умирать от разбитого сердца я почему-то не собираюсь.

Я ждала вспышки. Я к ней морально готовилась. Я знала, что воцарилось лишь временное затишье и я должна набраться сил для столкновения. Но ничего не происходило, и постепенно я успокоилась.

Я как бы стряхнула с себя Роджера, точно змея — старую кожу.

Стоит ли этому удивляться? Я ведь когда-то вышла за Роджера вовсе не потому, что не представляла жизни без него. Я сделала это потому, что Гарри погиб, а меня парализовало и я не особенно понимала, на каком свете вообще нахожусь. До падения все в жизни было ясно и понятно. После него — кто-то могущественный словно бы перевернул карандаш и резинкой стер мое будущее. И небрежно отряхнул измаранную страницу.

«Мы все равно поженимся, — говорил он мне. — Если не будет своих детей — усыновим приемных». Я не особенно помню, как соглашалась на брак, помню только, как обрадовалась, что он от меня не сбежал. От этой головы, приделанной к безжизненному телу. От мозгов на тарелочке. Вот я и поплыла по течению…

Звучит жутковато, но с его уходом мне словно предоставили второй шанс. Вот как я все это ощущаю.

Глава 9