Уроки влюбленного лорда

— Слезы — это нечто особенное, Коналл. Это не признак слабости. Ни одно существо не умеет плакать. Слезы — это признак человечности.

Он кивнул в немой благодарности, не доверяя голосу, виновато опустил ее на постель и поправил под забинтованной ногой подушку.

— А что стало с ним? — спросила Шона. — С человеком, отравившим твою жену?

Прежде чем ответить, Коналл пересел на стул и тяжело вздохнул.

— Я отпустил его.

Глаза Шоны округлились.

— Ты что?

— Что еще я мог сделать? У меня не было доказательств его вины. А если бы и были, чем бы это помогло Кристине, если бы он предстал перед судом? Стало бы известно о ее измене. Ее имя было бы запятнано в глазах друзей, семьи, ее ребенка. Предъявив обвинения ее любовнику, я бы испортил Эрику будущее. Ведь я даже не уверен, что он мой сын. Сомнение в своем происхождении преследовало бы его всю жизнь. Поэтому человек, убивший Кристину, остался на свободе. Она поклялась принадлежать ему, и когда не смогла выполнить клятвы, он убил ее. С меня хватило потери Кристины, но отдавать ему всю свою семью я не собирался.

Разрозненные фрагменты стали складываться в голове Шоны в единую картину.

— Вот чем пригрозила тебе герцогиня? Предать гласности неверность твоей жены?

Коналл кивнул.

— И подвергнуть сомнению законность рождения моего сына.

Коналл и Шона повернулись к колыбели. Эрик безмятежно спал. Его полные розовые губки напоминали формой идеальную букву «о». Длинные загибающиеся вверх ресницы лежали полукружиями на пухлых щечках. Он тихо посапывал.

— Даже если он мне не родной, — продолжил Коналл, — я все равно его люблю.

Рассказ глубоко тронул Шону. Коналл и впрямь был особенным человеком.

— А как ее светлость узнала о любовнике твоей жены?

— Не знаю! — прорычал Коналл. — Она не говорит. Ей это не нужно. Если скажет, то, возможно, утратит власть надо мной. Здесь я могу лишь гадать. По поводу смерти Кристины проводилось дознание, но об отравлении не упоминалось. Я выступал в роли врача, и ни у кого не возникло сомнения, что Кристина умерла от родильной горячки. Более того, коронером был мой друг… Мы вместе изучали медицину. Возможно, он узнал правду о смерти Кристины, но скрыл ее ради меня. Возможно, герцогиня заплатила ему, чтобы выведать правду, чтобы лишить меня как медика доверия. Возможно, Стюарт до такой степени раздражал ее, что она решила сделать все, лишь бы доказать дочери, какая у нас омерзительная семья. — Коналл потер лоб. — Но у меня нет ничего, кроме предположений. Одно лишь я знаю со всей уверенностью, что герцогиня обладает невероятным могуществом, чтобы уничтожить нас. Если она предаст огласке то, что ей известно, это не только сделает Эрика незаконнорожденным в глазах общества, но и запятнает его память о матери, когда он станет достаточно взрослым, чтобы это понять.

Коналл взял руку Шоны.

— Как видишь, Шона, я женюсь на леди Вайолет не из‑за денег, а потому, что должен жениться. Понимаешь?

— Понимаю. — Она сжала его руку. — А как же твое счастье? Жениться на женщине, которая тебя не любит… не кажется ли тебе… что ты уже проходил этот путь с Кристиной?

— Это не имеет значения. Когда мужчина становится отцом, его собственное счастье уходит на второй план, на первом — счастье ребенка.

Как и женщина, которая его любит.

Коналл начал укладывать медикаменты назад в медицинский чемоданчик.

— Я поговорю с ее светлостью. Мы отложим нашу поездку на несколько дней, пока не буду уверен, что ты пошла на поправку.

Шона смотрела, как он собирает пузырьки и поправляет инструменты. Она добилась цели — задержать его около себя чуть подольше. Но в свете того, что он ей рассказал, дальнейшее представлялось теперь бессмысленным. Если он полюбит ее, их неизбежное расставание станет еще больнее. Даже если Шона добьется от него предложения руки и сердца, их свадьба будет стоить его ребенку будущего.

— Значит, ты женишься на леди Вайолет.

Он стоял, возвышаясь над ней. Но под тяжестью проблем его гордые плечи теперь ссутулились.

— Отдыхай. Я зайду к тебе утром.

Глава 17

Стюарт не сводил глаз с леди Вайолет, которая сидела на его лоснящейся черной кобыле Чарибдис. Вайолет прогуливала лошадь рысцой по обнесенному оградой выпасу. Солнце освещало ее идеально прямую спину и шляпку с пером.

Стюарт подпер рукой подбородок.

— Как она слушается узды?

— Потрясающе! — отозвалась девушка. Ее синяя амазонка безукоризненными фалдами лежала на лошадином крупе. — И она такая красивая.

«Вы обе красивые». Стюарт улыбнулся, поставив начищенный до блеска сапог на нижнюю ступеньку стремянки. О, как же он завидовал этому седлу. Он точно знал эти ощущения. Зад Вайолет являлся истинным произведением искусства, подтянутый и округлый. Эти тугие круглые ягодицы не только ласкали глаз, но и создавали ни с чем не сравнимые ощущения, когда он обнимал их руками или когда подпрыгивали на его бедрах.