По-русски «мама», по-грузински «нана»,А по-аварски – ласково «баба».Из тысяч слов земли и океанаУ этого – особая судьба.Став первым словом в год наш колыбельный,Оно порой входило в дымный кругИ на устах солдата в час смертельныйПоследним зовом становилось вдруг.На это слово не ложатся тени,И в тишине, наверно, потомуСлова другие, преклонив колени,Желают исповедаться ему.Родник, услугу оказав кувшину,Лепечет это слово оттого,Что вспоминает горную вершину —Она прослыла матерью его.И молния прорежет тучу снова,И я услышу, за дождем следя,Как, впитываясь в землю, это словоВызванивают капельки дождя.Тайком вздохну, о чем-нибудь горюя,И, скрыв слезу при ясном свете дня:«Не беспокойся, – маме говорю я, —Все хорошо, родная, у меня».Тревожится за сына постоянно,Святой любви великая раба,По-русски «мама», по-грузински «нана»И по-аварски – ласково «баба».
Если б моя мама песен мне не пела…
У меня бы не было языка родного,Собственного имени, голоса, лица,В странствиях далеких я давным-давно быЗаблудился, словно в космосе овца…Я б не знал, как сильно, нежно, страстно, смелоТы, любовь, способна вспыхивать во мне, —Если б моя мама песен мне не пела,Колыбель качая, как лодку на волне.Эти песни птичьи в океанах неба,Над ущельем струны скрипок дождевых,Запах свежих листьев и родного хлеба,Снятого с горящих угольков живых, —Где бы взял я силы для такого дела:Этим всем наполнить сердце, что во мне, —Если б моя мама песен мне не пела,Колыбель качая, как лодку на волне.Разве стал бы этот мир таким родимым,Жизнь такой бесценной, чтоб над ней дрожать,Человек бы разве стал таким любимым,Чтоб его хотелось к сердцу вдруг прижать,Вечное с мгновенным разве бы сумелоТак нахлынуть, слиться, так бурлить во мне, —Если б моя мама, песен мне не пела,Колыбель качая, как лодку на волне.