Эчмиадзин — это центр Армянской апостольской церкви. Центр веры, центр, если хотите, объединения армян. Праздник ли, горе ли — армяне едут в Эчмиадзин. Не стала исключением и свадьба Ашота и Карине.
Свадебная процессия выдвинулась к Эчмиадзину. В головном лимузине сидели жених с невестой, неженатый брат жениха (ваш покорный слуга), незамужняя сестра невесты (по задумке у этой девушки одна задача — быстренько выскочить замуж за неженатого брата жениха), крестный отец и крестная мать свадьбы.
Вдруг на полдороге лимузин остановился, за ним встала и вся остальная процессия. Диланян почувствовал недоброе. Выглянув в окно, он увидел двух мирно улыбающихся милиционеров, моментально взбеленился и выскочил из машины.
— Что вы тут вытворяете, волки позорные? — выгнув мизинец с бриллиантовой печаткой, вежливо поинтересовался он. — Кто такие будете?
— Э-э-э… Мы… Кхм… Государственная автоинспекция мы. А какие проблемы?
— Как вам не стыдно? А еще форму нацепили на себя! Как вы посмели остановить свадьбу? Кто вы такие после этого? Упыри вы, вурдалаки, оборотни в погонах! Я на вас сейчас же, в сей же момент жалобу накатаю! Уважение совсем потеряли!
Гаишники опешили и испуганно вытаращились на Диланяна.
— Я лично лечил генерала Мартубекяна! Я с вас погоны буду рвать! Быстро скажите, какой закон мы нарушили? И пишите протокол!
— Э-э-э… Кхм… — Лицо старшего по званию приобрело схожесть с лицом овцепаса Мовсеса. — Как бы это сказать…
— А! Просто так взятку хотите, да? У-у-у, упыри, вурдалаки, богомерзкие еретики, чтобы ваше родовое дерево засохло!
— Оганес, — крайне аккуратно тронул друга за плечо подоспевший Арсен. — Видишь ли…
— Что же это такое, а, Арсен? Их сажать надо! Как они смеют? Святости у них нет! Миром не мазаны!
— Кто миром не мазан? Я? — внезапно сошел с ума младший по званию и рванул на себе рубашку. — Крест видишь? Кто ты такой, зачем из машины вылез?
Диланян вдруг сообразил, что из машины вышел только он. Водитель как ни в чем не бывало сидел за рулем и терпеливо ждал.
— Арсен, что происходит?
— Оганес, видишь ли… Они нас не останавливали.
— А почему мы остановились?
— Понимаешь, это традиция. Мы остановились, чтобы дать им взятку!
— Зачем?
— Ну, чтобы они добром на нас смотрели, чтобы молодоженам не приходилось с органами встречаться…
— Э-э-э…
— Посмотри на них. У них ведь даже зебровых палок нет. Они вообще никого не тормозят. Это так называемый почетный пост, назначение сюда на любой выходной день — это признание особых достоинств гаишника.
— Е… твою мать, — только и мог сказать Диланян. — Ну е… твою мать! Чтоб вас со всем вашим колоритом армянским и театром абсурда волки съели! Сколько им дать?
— Ну, обычно дают десять долларов…
Диланян достал пятидесятидолларовую купюру и повернулся к обиженным гайцам:
— Люди добрые, я сам не местный, видите ли… Традиций не знаю… Поэтому не обессудьте, возьмите эти пятьдесят долларов и поколдуйте, чтобы молодожены с органами не встречались… И извините меня.
— Ладно, — хмуро сказал старший по званию.
— Так уж и быть. Счастья вам, успехов всяких…
Оганес и Арсен отошли.
— Арсен, вот скажи мне… — задумчиво спросил Диланян. — Не стоит ли нам еще и в больницу какую-нибудь зайти, врачам денег отсыпать, чтобы молодожены здоровы были, а?
Ответа не последовало.
Процессия без эксцессов доехала до церкви святой великомученицы Гаяне. Машины припарковались, гости вышли из машин. К лимузину подошел священник, отец Гевонд.
— Ну что же, дети мои, вы, как благочестивые армяне, приехали довольно рано. Давайте вкратце повторим то, о чем мы договорились.
— Давайте, — вздохнул Ашот, понимая, что уже поздно, что теперь его не спасет даже Диланян.
— В общем, насколько я знаю, невеста не очень хорошо говорит по-армянски, так?
— Ну да.
— Это ничего. Плохо, конечно, не знать языка предков, — с осуждением в голосе сказал священник. — Но все равно, от нее требуется сказать лишь одно слово: «Хназандем».
— А что это значит? — вдруг подозрительно спросила невеста.
— Это значит, что ты перед лицом Господа, священника и крестного отца клянешься быть покорной своему мужу, — ляпнул священник и осекся. Осекся он, потому что даже через фату были видны засверкавшие свободолюбивые глаза невесты.
— Этому не бывать, — твердо сказала Карине.
— Что еще за новость? — удивился отец Гевонд. — Жена должна быть покорной мужу!
— Любая другая. Но не я, — спокойно сказала невеста. — Либо мы меняем это, либо я сейчас же ухожу. Я феминистка.
Ашот опешил. Священник опешил. Крестный отец опешил. Диланян цыкнул зубом.
— Дайте мне минутку пошептаться с невестой, — попросил он. — Я из Москвы, общий язык найдем. Иди сюда, Карине, — взял он за руку невесту, лихорадочно соображая. — На пару слов.
— Да, Оганес? — делано невозмутимо отозвалась невеста.
— Карине, если ты феминистка, тебе надо было выходить замуж за меня, не за Ашота. Потому что я бы эту дурь быстро выбил из твоей головы. Ашот не будет.
— Что?! — Истерика явно прозвучала в ее голосе.
Нужны были какие-то сильные слова.