Уровень: Магия

Какой смысл теперь думать? Какой?!

Надо забыть, привыкнуть к городской жизни, отпустить прошлое! Оставить, разжать ладони, отпустить вожжи.

Нет Магии, нет Майкла. Есть Нордейл, эта квартира, есть картина и молчащее зеркало.

Есть усталое тело, разбитая душа, работа, которую нужно делать. Есть вещи, к которым нужно привыкнуть.

Марика отставила кружку прочь и пошла закрывать балконную дверь, по пути надеясь, что этой ночью ей не будут сниться сны. Ни плохие, ни хорошие — никакие. Пусть не терзают сердце.

* * *

Перед тем как сделать это, он попросил разрешение у Золотого леса.

И заодно прощения. Объяснил — сбивчиво, путано, но искренне: этот подарок ей очень нужен. И ему нужен — другой не подойдет; Лес прошелестел одобрительно — так Майклу показалось, и теперь ценная вещь, завернутая в тряпицу и стиснутая с двух сторон кожаными перегородками, лежала в сумке. Осталось только прорвать кордон Изольды — задача сложная, но решаемая, если подойти с правильной стороны.

— Почему именно ее адрес, Майки? — хмурила седые брови над очками бабка. — Я вообще ничей дать не могу — не имею права, — но удивляюсь, почему ЕЕ? Вот уж где стервочка.

— Я должен передать ей важные документы.

— Какие?

— Бумагу на подпись о совершенном походе.

— Ее не обязательно заполнять, ты же знаешь.

— Вернуть потерянную варежку.

— Это не ее варежка. Это моя варежка.

— Сказать, что…

— Майк… — Изольда перевела взгляд от экрана, на который смотрела, на стоящего у стола мужчину. — Ты мне врешь. И это удивительно. Ты вообще врал когда-нибудь? Кому-нибудь?

Морэн комкал в руках найденную замусоленную варежку — жесткую от влаги и пересыхания, всю в разводах — и сжимал губы. Врал ли? Нет, он не мог такого припомнить. Но также не мог припомнить и ощущения, что стоит словно школьник перед вахтершей, которая не хочет вернуть ему куртку, — стыд и срам.

— Изольда, мне нужен ее адрес. Сильно нужен. Очень.

Администраторша долго и пристально вглядывалась в глаза, в их дно, в его душу. Неодобрительно кряхтела, громко дышала, возила кончиком карандаша по столу — думала.

— Ладно, — сдалась в конце концов. — Ради тебя. Хоть и…

— Хоть и что?

Морэн хмурился и напряженно ждал, настроив память на мгновенное запоминание произнесенных букв и цифр. Ждал от Изольды адреса.

— Хоть… Хоть и… Ну не мог ты выбрать кого-то другого?! — она с негодованием всплеснула руками. — Кого-нибудь повежливее, потактичнее, пообразованнее…

— Не мог, — отрезал ровно, но предельно жестко. — Не мог.

— Эх… — единственное, что произнесла администраторша с неподдельной грустью, прежде чем отложила карандаш и начала нажимать на кнопки.

* * *

День не задался с самого утра.

Нет, скорее, с обеда, когда она вошла в кабинет к Альберту и принялась излагать ему суть нового проекта — великолепного, по ее мнению, проекта, изумительного, не имеющего аналогов в истории.

— Вы только подумайте, такого никто и никогда не показывал на экранах телевизоров! Прорыв, совершенно новая информация, которая заставит людей думать. Думать о них самих, об их жизнях, о целях. Заставить пересматривать отношение к обыденным вещам, сменить приоритеты, заглянуть внутрь себя! Я уже набросала сценарий для первых двух передач, придумала вступления, даже набросала логотип для заставки, осталось только отдать дизайнерам…

Директор долго молчал. Смотрел на разложенные перед ним листы, но не читал — по крайней мере, Марика не видела, чтобы его глаза скользили по строчкам; взгляд скорее тонул сквозь них, сквозь стол, сквозь бетонные этажи — расфокусированный взгляд, совсем не тот заинтересованный, которого она ожидала.

В кабинете водворилась тишина. Липкая, вязкая, неодобрительная.

— Ну пожалуйста, подумайте… — предприняла Марика еще одну попытку; голос сделался хриплым, просительным. — Такой проект может поднять рейтинг канала до невероятных высот. Этому нет аналогов.

— Или опустить его до неприемлемо низких отметок. Вы едва ли понимаете, что предлагаете.

— Я? Наоборот! Я очень хорошо понимаю…

— Мы годами исследовали зрительские предпочтения: анализировали, собирали статистику, подбирали нужный ассортимент программ. И опросы ни разу не показали, что люди хотят задумываться и познавать себя. Опять же, неужели вы думаете, что все из того, что мы транслируем, не дает никому пищи для размышлений? Ничему не учит?

— Нет, конечно же, учит…

Альберт становился все жестче, как стремительно пересыхающая без влаги почва.

— Да, возможно, мы немного пережевываем, размягчаем и размалываем, чтобы еда ложилась в рот легче, но то, что предлагаете вы, не проглотит никто!

— Вы ошибаетесь!

— Очень редко.

— Дайте шанс… Всего лишь шанс! Запустите в эфир первую передачу и посмотрите на отклики. Если люди не примут, я отступлюсь…

— Боюсь, что вам придется отступиться раньше.

Альберт с видом подписываемого приговора сложил листы в стопку и отодвинул от себя.

— Я бы тут не сидел, если бы по-дурацки рисковал каждый раз, когда мне представится шанс.