Он казался вбитым неизвестным строителем камнем – не то указателем пути, не то памятником, на котором кто-то позабыл написать слова.
Марика обошла его по кругу, нервно задержала дыхание, вглядываясь в трещинки, и отошла к краю круглой опушки. Забыв про сырость, опустилась прямо на траву и понурила голову.
Сквозь облака посветлело серое небо, будто невидимая рука прибавила яркости.
На ладони лежали семечки – четыре.
Что загадывать?
Денег?
Мысли плавали в голове тяжелыми осадками – хлопьями химических реактивов.
Сейчас на ее счету один миллион шестьсот тысяч долларов – внушительная сумма. Достаточная, чтобы жить и не тужить, достаточная, чтобы никогда не голодать и почти ни в чем себе не отказывать. Но что случится, попроси она хотя бы еще миллион?
Как ни странно, ответ Марика знала совершенно точно.
Она пожалеет.
Не через день или неделю, но пожалеет, что не попросила два – ведь шла, страдала, заслужила, в конце концов? А после пожалеет, что не попросила десять или сразу сто. А лучше миллиард, чтобы никогда не расстраиваться.
А дальше… Дальше случится именно так, как предсказывал Майкл: вентили сорвет. Нет, конечно, тоже не сразу. Какое-то время ей удастся прикидываться, что ничего особенного не происходит, просто один миллиард долларов на счету, делов-то? Сколько-то она продержится, притворяясь, что ничего не изменилось, потом однажды, будто невзначай, возьмет оттуда доллар. Всего один доллар, ведь это не считается? Потом десять. Потом еще несколько тысяч – и понесется.
Магазины, яхты, поездки, кутеж, возросшее до небес эго, свой канал, дама в красной шляпе и с акульим взглядом, сигаретный дым, череда кафе, переполненных пепельниц и пустота на душе. А после – балкон собственной квартиры и единственное желание – лететь вниз. И все это – если описывать вкратце, если пропустить детали постепенной моральной деградации и погружения на самое дно, которое обязательно произойдет. Потому что она не готова. Хотелось бы, но еще не готова, и врать – себе дороже…
Пилон одиноко возвышался в центре поляны, как стрелка от гигантских солнечных часов. Гнал облака над головой неугомонный ветер, сырая вата клубилась, улетала вдаль, делалась то плотнее, то тоньше.
Марика смотрела на неприглядную сваю и мимо нее, сжимала в ладонях семечки и продолжала думать.
Нет, денег она не попросит. Заработает, если нужно; ведь сумела заработать эти? И счастья от результатов собственных усилий будет куда больше, нежели от взгляда на чужую ядовитую сумму, свалившуюся с неба. К ней она всегда будет бояться прикоснуться, будет паниковать, что руки станут прокаженными, покроются невидимыми пятнами. Сначала руки, потом душа…
Семечко номер два – семечко здоровья.
Смешно.
Если бы не сегодняшняя ночь… Марика покачала головой и грустно улыбнулась.
Если бы не сегодняшняя ночь, она бы счастливо попросила у пилона наикрепчайшего здоровья себе любимой и жила бы, не зная горя. Радовалась бы отсутствию простуд, выбросила бы все пузырьки из ящичка над зеркалом, забила бы его вместо этого кремами. С удовольствием бы рвала на выходе из больницы после планового медосмотра справки с заключением «полностью здорова» и бежала бы в соседнее кафе за мороженым. Слушала бы жалующихся на недомогания коллег и тихо блаженствовала от того, что ее подобные несчастья никогда не коснутся. Никогда-никогда, во веки веков, потому что она прошла Магию, потому что попросила именно то, что хотела…
Вот только не попросит.
Уже не попросит.
Прятался в кронах ветер. Шелестел листьями, стряхивал с них остатки влаги, раскачивал, как на качелях, сидящих на ветках птиц.
«Вы же понимаете, что делаете? – озабоченно вещал в голове голос полупрозрачного старика, гневно раскачивался из стороны в сторону наконечник зажатого в руках посоха. – Вы же лишаете себя развития, способности слышать…»
Марика устало закрыла глаза. Лучше бы она в ту пещеру не ходила вовсе.
Уже распогодилось, а она все сидела на краю опушки, не двигаясь с места. Выглянуло из-за туч солнце, заблестела трава; свет будто подбадривал: «Давай, не грусти, ведь ты уже дошла», – но Марика, не внимая радостной игре лучей, все сидела и тонула в бесконечных, тянущихся, словно паровозный состав позади шлагбаума, размышлениях.
Развалившаяся на части мозаика так и лежала бесформенной кучей из кубиков – один к другому не подходит.
Чего еще она хотела?
Карьеры, славы, признания? Бесконечных успехов на выбранном ранее поприще? Что означало вечеринки, презентации, награды, звонки, предложения, суматоху? Круговорот лиц, предложений, договоров? Всего того, что помогает человеку повысить самооценку, убедиться в собственной небесполезности, раздуть до размеров воздушного шара тщательно лелеемое эго, почувствовать себя всеми любимым и признанным?
Какая глупость – быть всеми любимым. Ложно любимым. Не это ли чувство рождает в душе настоящую пустоту?