Маша не слышала. И как такое пить, не представляла. Как это вообще, чтобы два вкуса перемешивались во рту и не могли перемешаться, чтобы горячее и горькое оставалось горячим и горьким, а одновременно с ним попавшее на язык холодное со вкусом топленого молока оставалось холодным, и при этом между ними была тонкая прослойка сладкого абрикосового варенья?!
Маша отрицательно покачала головой:
– Я совсем недавно попала на Пи. Мне многое в диковинку, почти все в диковинку!
– Ничего, у тебя все впереди! Освоишься! – улыбнулся Уокки, доставая с полки большущую банку с вареньем. – Я, когда сюда попал, вообще диким был. На моей родной планете мы так жили – жуть. Лучшее лакомство – пончики. По праздникам мама к ним крем варила, мне, как младшему, доставалось всего две столовые ложки. Из-за крема я в Фтопку и попал. Эх… Помоги-ка! Режь вот так…
Маша принялась готовить абрикосовую прослойку, нарезая слегка карамелизированные фрукты нанорезкой. Уокки тем временем колдовал над нижним слоем пога: на уложенную в каждый бокал горку нагретых конфет (типа батончиков) требовалось насыпать несколько быстрорастворимых смесей (типа кофе и какао), а затем залить кипятком так, чтобы торчала только самая-самая верхушка горки. Причем сделать это следовало за секунду до того, как будет готов очередной нанослой абрикосов, а спустя секунду после погружения в бокал абрикосов быстро и аккуратно залить второй слой, холодный. И немедленно поставить бокал в специальный термостат. Но лучше, конечно, пить свежим.
Диди.
Маша оказалась неплохой помощницей, и вскоре десять бокалов с необыкновенным напитком уже были загружены в термостат, а еще два стояли на столе, готовые к употреблению.
– Чин-чин! – сказала Мария.
– Чин так чин! – согласился Уокки. – Это у вас так говорят?
– Ага, говорят!
«Точнее, говорили! – вдруг подумала Маша. – Ведь теперь все умерли…»
– Что такое? – насторожился Уокки, глянув на девушку. – Не понравилось? Слишком горькое? Слишком холодное?
– Очень вкусный пог! Интересные такие ощущения…. Пока не пойму…
Уокки сделал большой глоток, зажмурился от удовольствия, облизнул верхнюю губу.
«Как Ниин Тафик!» – невольно улыбнулась Маша.
– А еще можно сделать не абрикосовую прослойку, а из другого фрукта, с Земли-13, с ним вообще, как ты говоришь, су-услик, как здорово, но…
– Я так не говорю! – Маша покраснела.
– Да ладно, да ладно! У нас в Фиолетовом Доме, если хотели выругаться, говорили…
– В Фиолетовом Доме?
– Ну в Фтопке. Там много домов. Меня в Фиолетовом держали. Так вот у нас говорили или «тапки», или «слопай тапок», или…
С улицы в открытое окно донесся великолепно исполненный пересвист-перезвон, кто-то звал город:
– Дзинь-Дио-нн-фьи-ннз-Зинейло-о!
Это было очень, очень красиво!
Маша вскочила. Уокки тоже:
– Это моя гостья! Сейчас я вас познакомлю.
Гостьей оказалась щуплая инопланетянка, из зеленоватых, с тонкой кожей и выразительными глазами. Она выглядела не очень, словно была пожилой. И поздоровалась, как старушка: сдержанно и несколько церемонно. Маша удивилась, но из вежливости не стала интересоваться, почему она так. Мало ли каких особей ни бывает среди мутангелов!
– Это та самая Мария Малинина! – гордо проговорил Уокки, когда с приветствиями было покончено.
– Оу! – воскликнула гостья. – Так мы же знакомы!
Маша напряглась. Она не могла припомнить эту женщину, они не были знакомы! Может, у этой тетеньки склероз? Разве на Пи у кого-нибудь может быть склероз?! Не успела Маша ответить, как гостья продолжила:
– Мои соболезнования… Еще раз!
Вот теперь Маша сообразила, кто перед ней! Лещща Мымбе, вот кто! Та самая бабулька, которая буквально насильно оставила Дюшку ночевать в ее обалденном доме, который сразу после этого стал Дюшкиным (Энном! Они встречались на вечеринке, посвященной как раз этому событию. Лещща всем землянам-11 тогда выражала искренние, глубокие соболезнования в связи с тем, что их планета погибла. Да, но только… Помолодела она, что ли, с того дня? А почему не полностью, если легла на омолаживание, как собиралась?
– Спасибо… – сдержанно ответила Маша. – А вы… я… я вас не сразу узнала, извините.
– Ах, вы знакомы! Какая неожиданность! Как приятно! – Уокки Ру Лу был несколько удивлен.
– Да, близкий друг этой девушки оказал мне великую честь, превратив мой дом в Онн и…
– Оу! – взвыл от восторга Уокки.
Маша, не успевшая толком разобраться в местных обычаях, имела слабое представление о том, кто кому оказывает честь в столь деликатных вопросах, как Онны, поэтому не стала выть, а молча продолжала буравить взглядом Лещщу.