Уровень Война

— Сволочь. — Повторила она обреченно. — Враль поганый.

Дэйн медленно втянул воздух и так же медленно выпустил его обратно — диалог, как сделанная калекой телега, не просто не ехал в правильном направлении, а скользил всеми колесами вбок или назад. Разговора не выходило — он начинал злиться. Терпения, и еще раз терпения.

— Послушай. Где-то было недопонимание — это я понял. Ты чем-то расстроена. Предлагаю поговорить и все выяснить, вместо того, чтобы сыпать пустыми оскорблениями, которые я не приемлю. Я мог бы сразу применить силу — вытряхнуть из тебя нужную информацию за минуту, но вместо этого я даю нам обоим шанс вести себя по-человечески…

— Добрый ты. — Пленница с застывшим лицом смотрела куда-то на стену; ее голос звучал глухо и ядовито одновременно. — Добренький. Легко быть добреньким, когда ты по ту стену забора, да? Когда лишь наблюдаешь за всем — дергаешь за ниточки, смотришь и наслаждаешься. Развлекаешься…

— Ты о чем?

Девушка вдруг повернула голову и прожгла его новым полным ненависти и любопытства взглядом.

— А ты сам-то проходил через это? Через все то, через что заставил пройти меня?!

Ее рот искривился в подступающей истерике, и Эльконто поймал себя на мысли, что судорожно пытается отыскать ответ, чем, все-таки, обидел, сидящую напротив женщину. Разбил ей сердце? Где-то, когда-то не ответил взаимностью? Да он, черт возьми, вообще ее не помнил и был почти уверен, что до этого момента не видел никогда в жизни.

— Я тебя не помню.

— Конечно! С чего бы тебе меня помнить? Таких, как я? Нас ведь было много, но еще ни одна не подбиралась после всего к тебе так близко, да?

— Да как тебя зовут вообще?

— А тебе есть до этого дело? Есть теперь?!

Градус накалялся.

Дэйн покачал головой, устало припечатал себя по лбу ладонью и в нее же, бормоча самому себе, пробубнил:

— Я что, точно, трахнул тебя и забыл?

— А Ивон? И Милена? А Ида?… — Не обращая внимания на его бормотание, продолжала с негодованием вопрошать связанная девушка.

— Их я тоже трахнул и забыл?

— А Том? А Боб?

— Тома и Боба я точно не трахал.

Снайпер отнял ладонь от лица, сцепил свешивающиеся со спинки руки в замок и нахмурился — он начал раздражаться и уставать. Эта баба, видимо, и вправду оказалась со съехавшей крышей — в ответах ни логики, ни связанности, ни адекватности. Вопросов не слышит и оттаивать не желает — все держится на свою непонятную линию — мол, ты во всем на свете виноват.

— Слушай, дамочка, давай уже ближе к делу…

— А ты любишь свою работу? — Вдруг переключившись мыслями на другую тему, спросила она. Теперь в распахнутых глазах возникло удивление и даже любопытство — точно такое же, какое возникает при взгляде на букашек, которые едят собственные экскременты — и что, вкусно, мол?

Раздражение Дэйна начало принимать агрессивную форму.

— Нормальная у меня работа. — Выдохнул он устало. — Бывает лучше, бывает хуже.

— Бывает хуже?

— Да. Думаю, бывает.

— Тогда нам не о чем с тобой говорить. Не может быть диалога, понимаешь?

И на него уставились, уже порядком надоевшие, злые, серо-зеленые, остекленевшие в своей ненависти, глаза — красивые, в общем-то, если сменить проигрываемую в них телепередачу на что-нибудь подобрее, глаза.

В этот момент Дэйн впервые допустил в сознание мысль о том, что сидящая напротив него женщина сумасшедшая, и что стоило, все-таки, вместо того, чтобы вести допрос в одиночку, пригласить в эту комнату Халка.

Ладно, теперь он один — сенсор уехал — справится. Сейчас только возьмет паузу, выпьет кофе, соберется мыслями и вернется в комнату.

— Кофе хочешь? — Зачем-то спросил он сочащуюся неприязнью фигуру.

— Да пошел ты…

— Я так и думал.

Эльконто поднялся со стула и вышел из комнаты.

* * *

— Ну, как идет процесс?

Лагерфельд неторопливо прихлебывал из чашки горячий чай.

— Пока никак.

Снайпер шумно втянул воздух и разочарованно выдохнул.

— Такое ощущение, что я ей жизнь разбил, только вот не могу добиться внятного ответа чем.

— Не отвечает?

— Отвечает.

— Что говорит?

— Что я мудло.

Стивен поперхнулся; Дэйн подозрительно прищурился.

— Смеешься?

— Ну-у-у… Не у нее одной такое мнение. Наверное.

— Ты вообще меня любишь, я заметил.

— Люблю. Только не тогда, когда ты не подкидываешь ко мне в квартиру одноглазых котов.

— Типа ты с ним не сжился!

— Речь не об этом…

Лагерфельд, хотел, было, вступить в бесконечную по продолжительности дискуссию о нужности в жизни чужого навязанного мнения, но вовремя спохватился и захлопнул рот; Дэйн стоял у окна хмурый и заиндевевший, как небо в морозную ночь. Позади хозяина, встревожено склонив голову набок и навострив уши, сидел пес.

— Слушай, может, тебе помочь с ней? С этой дамой?

— Не надо. — Раздался короткий ответ. — Лучше выгуляй Барта.

— О’кей.

На этот раз Лагерфельд не стал спорить, хотя повод поговорить о том, как и почему он вдруг превратился в няньку для животных, представился великолепный — просто свистнул псу, и когда тот повернулся, качнул головой.

— Пошли, Барт. Проветримся.