Уровни Эдема

Уличного света из окон к тому времени было достаточно, чтобы вдумчиво и обстоятельно заняться уборкой квартиры. Пусть за это было оплачено, но это не повод жить в грязи до вечера. Да и внешняя неустроенность жилища, говоря откровенно, изрядно раздражала. Привык держать все в чистоте, так что иной вид знакомых стен воспринимался тихим жужжанием соседской дрели — можно терпеть, но лучше бы, конечно, соседа пристрелить.

Ну а в процессе уборки даже боль слегка притихла, будто удивляясь энтузиазму. Или кровообращение повысилось, и оттого стало легче. А может, просто переключился на иные мысли, как это бывает при размеренных действиях, не требующих особого приложения ума, но созидательных по своей сути. Сразу отчего-то Лена вспомнилась…

А вообще, думал о том, что иногда бывает очень сложно почувствовать, что начинаешь опаздывать к чему-то действительно глобально важному. Вот когда опоздаешь, сделать это станет гораздо проще — по закрытым дверям социальных лифтов, по целым кипам запретительных законов, призывающих более не нарушать, но не осуждающих прежних нарушителей.

Сколько таких моментов уже было? Ваучеры, залоговые аукционы, мутные сделки с экспортом и импортом товаров, которые никогда не пересекут границу, обмен сникерсов и ширпотреба на технологии рухнувшего государства и вывоз производственных линий под видом металлолома. Что там еще — финансовые пирамиды, приватизация и заброшенные военные склады… Да без числа того, что делало людей очень богатыми, респектабельными, либо мертвыми, к слову. Конкурентов в таких делах никто не терпит — особенно, когда процесс уже идет, доли подсчитаны, рынки и делянки распределены, а значит все остальные — безнадежно опоздали. Опоздали, хотя казалось бы — процесс в самом разгаре.

И дело не в том, чтобы ограбить страну, пользуясь нарочитой беспомощностью законов. Не в том, чтобы надавать обещаний под цветные бумажки или выдернуть медь из шкафа управления станка, пользуясь уволившейся из-за отсутствия денег охраной.

Дело в первую очередь в том, чтобы не ограбили тебя. Один человек мало что может против глобального решения отнять и поделить, но вот поменять свой ваучер на акции чего-нибудь прибыльного и нефтегазового кое-как можно. Это, конечно, в прошлом, но вот стоять в очереди к пункту обмена валют, когда народ выжидаючи смотрел на стремительный обвал рубля через телевизор, приходилось.

Надежда, что все само-собой нормализуется, очень сильна во всех нас. Это уже потом, когда приходит осознание, что из кармана вытащили половину всех денег, становится горько. Телевизор, конечно, успокоит, что обворовали не тебя лично, а всех, и значит все нормально… Но будет уже поздно что-то менять. Кто-то станет очень богат, кто-то потеряет все, а кто-то ценой титанических усилий и бухты нервов хотя бы останется при своих.

Вся эта лирика про то, что к стыду своему, все это время я вел себя непростительно равнодушно к стремительно вошедшим в жизнь изменениям. Искренне верил, что это меня не касается, что порталы все равно зальют бетоном, а значит размеренный процесс моей сытой жизни никак не изменится. Да никто вокруг не хотел изменений! Именно эту идею транслировали медиа, и именно этому не хотелось сопротивляться.

Уже два месяца, как открылись порталы и месяц, как был открыт мой собственный — тихо, как положено грандиозным делам, шел очередной виток изменений, который навсегда изменит существующий мир. А я не делал ничего. Даже наоборот — замуровывал, отказывался и старался забыть. Ждал, что все наладится само. А тем временем сильные мира сего получали здоровье, через него долголетие, опыт — значит, и знания Той стороны.

Не все из богатых и влиятельных маньяки и безумцы, я уверен. Более того, для извращений куда больше подходит наш мир, а вот новой земли на нашей планете больше уже не станет. Куда ни ткни пальцем — будет собственник и номер ЕГРП, куда ни сверни с трассы — забор и злой пес. Зато там, за порталом, еще очень условно с границами, а недра земли только предстоит освоить. Найди местного, уговори сказать, что до горизонта все твое — и какой суд оспорит владения? Но даже все эти рассуждения — такая мелочь грядущих последствий, что поставил я их скорее из легкого страха перед глобальными вещами.