Урсула Мируэ

— Я счастлива, что не могу спуститься в гостиную, — сказала она Бонграну и Шапрону, которые старались по возможности не оставлять ее одну, — ведь он подойдет к окну, а я чувствую себя недостойной тех взглядов, которыми он обыкновенно награждает меня! Как вы думаете, он считает меня виноватой?

— Если Савиньен не отыщет того, кто устроил все эти мерзости, он поедет в Париж и попросит вмешаться в дело тамошнюю полицию, — сказал Бонгран.

— Мои враги, должно быть, знают, что я при смерти, — сказала Урсула, — теперь они успокоятся.

Кюре, мировой судья и Савиньен терялись в догадках. Целую неделю Савиньен, Тьенетта, тетушка Буживаль и двое верных друзей кюре были настороже и следили за всеми подозрительными лицами, но Гупиль, действовавший в одиночку, не выдал себя ни единым неосторожным шагом, и мировой судья решил, что злоумышленник напуган делом рук своих. Урсула таяла на глазах и походила на чахоточную англичанку. Ни серенад, ни писем больше не было, и друзья девушки прекратили слежку. Савиньен приписал прекращение ужасных козней тайному дознанию парижской прокуратуры, куда он отправил письма, полученные Урсулой, его матерью и им самим. Однако передышка продлилась недолго. Не успела Урсула немного оправиться после нервной горячки, как однажды июльским утром соседи увидели, что из ее окна свешивается веревочная лестница. Кучер ночного дилижанса заявил, что, проезжая мимо, видел спускавшегося из окна невысокого человека и уже собирался остановиться, но дом Урсулы стоит у моста, дорога идет под гору, лошади понесли, и дилижанс на полной скорости помчался дальше. В гостиной Диониса пришли к заключению, что ночным посетителем был маркиз дю Рувр, в ту пору крайне стесненный в средствах и задолжавший Массену по множеству векселей; поскорей выдав дочь за Савиньена, он мог бы, как толковали гости нотариуса, спасти замок от кредиторов. Госпожа де Портандюэр, по слухам, тоже радовалась всему, что может ославить, опорочить, опозорить Урсулу, однако узнав, что девушка при смерти, старая дама смягчилась. Последняя злобная выходка так тяжело подействовала на кюре Шапрона, что он на несколько дней слег. Бедная Урсула, чья болезнь вновь обострилась, получила по почте письмо и, узнав почерк кюре, распечатала его.

«Дитя мое, — говорилось в письме, — уезжайте из Немура; этим вы обезоружите ваших тайных врагов. Быть может, они покушаются на жизнь Савиньена. Когда я встану с постели, мы поговорим об этом подробнее».

Внизу стояла подпись:

«Преданный вам Шапрон».

Когда обезумевший Савиньен бросился к священнику, тот, не веря своим глазам, дважды перечел письмо; виртуозность, с которой злодеи подделали его почерк и подпись, потрясла его; сам он, разумеется, ничего не писал, а если бы и написал, не стал бы отправлять письмо Урсуле по почте. Роковое действие, произведенное на девушку этой последней жестокостью, заставило Савиньена вновь обратиться к королевскому прокурору.

Молодой дворянин показал ему подложное письмо кюре и сказал:

— На наших глазах средствами, не предусмотренными законом, совершается убийство, причем убийство сироты, которую вы обязаны защищать.

— Если вы знаете способ поймать преступника, я сделаю все необходимое, — отвечал прокурор, — я такого способа не нахожу! Подлое анонимное письмо указывает нам наилучший выход из положения. Отправьте мадемуазель Мируэ в монастырь Поклонения Святому Причастию. Тем временем полицейский комиссар Фонтенбло по моей просьбе выдаст вам разрешение носить оружие в целях самозащиты. Я сам побывал в Рувре и убедился, что господин дю Рувр справедливо возмущен павшими на него подозрениями: Миноре, отец моего помощника, торгует его замок, мадемуазель дю Рувр выходит за богатого польского графа, а сам господин дю Рувр в тот день, когда я навестил его, собирался бежать, чтобы не попасть в долговую тюрьму.