Уругуру

Здесь она провела шесть лет. Постепенно Амани овладела русским языком, научилась понимать шутки московских кавалеров, носить юбку и туфли, получила диплом литературоведа, а вслед за ним – приглашение в парижскую Сорбонну, чтобы продолжить свое образование. За это время она ни разу не была в Мали – не было денег на перелет – и не получила ни одного письма от матери. Она и сама ничего не писала, ведь мать не понимала французского, а на языке догонов не существует письменности... Но перед тем, как отправиться в Париж, Амани с трудом разыскала в ворохе модной европейской одежды тот самый свой наряд, в котором она прибыла из Африки, и купила билет на родину.

В Бамако к тому времени начали проводить электричество, и часть дорог – те, по которым ездил президент Конаре – замостили гладким асфальтом. Но Амани, как маленькая, радовалась глиняным хижинам и цветастым тюрбанам рыночных торговок, с наслаждением ела горячие рисовые лепешки и пила просяное пиво. Весь путь от Бамако до Мопти, а оттуда до Бандиагары – много часов по пыльным, покрытым рытвинами дорогам африканского Сахеля – она улыбалась, вдыхая запахи цветов баобаба и деревень, одна за другой пролетавших мимо. На следующее утро она добралась до селения бангиме. Но матери там уже не было.

Амани не знала и не могла знать, что на следующий год после ее отъезда в деревню пришли несколько мужчин из Страны догонов. Они искали мать Амани. Их не пустили в селение, ведь у одного из них висело на плече старинное ружье, а бангиме всегда подозрительно относятся к людям с оружием. Но женщина сама вышла на окраину деревни, коротко поговорила с пришельцами. Затем она вернулась, вся в слезах, и той же ночью исчезла. То ли она сбежала сама, не взяв с собой даже калебаса со своим нарядным базеном{ Базен – длинное парадное одеяние из хлопка у народов Западной Африки.} – а для любой африканской женщины это величайшая ценность, – то ли догонам удалось пробраться в деревню, не испугав собак, и выкрасть ее.

Больше о ней никто и никогда не слышал, а ее «ко ньере догон» – дом догонской женщины – люди много лет подряд обходили стороной, молча и опустив голову.

Амани переночевала в местной церкви. А потом, прокляв все, сбежала в Европу. В Мали у нее не было друзей. Многие их тех, с кем она играла в детстве, умерли от лихорадки, а те, что выжили, не узнали ее. Да и она их, если честно, тоже. Бангиме отнеслись к ней настороженно и явно тяготились ее вопросами, а во всем Мали у нее не было других знакомых. Кроме, пожалуй, одного – старого чиновника из Министерства образования, который привез ее в Бамако и поселил в студенческое общежитие. Перед отъездом в Париж, решив никогда более не возвращаться в эту жуткую страну, Амани зашла к нему домой.

– Я попробую выяснить, что случилось с вашей матерью, мадемуазель Амани, – сказал ей чиновник. – Президент дал мне пенсию, это редкая заслуга, я теперь получаю деньги как бы просто так и вполне могу путешествовать по стране, и это притом что мне всего шестьдесят восемь! Поезжайте в вашу Сорбонну, милая Амани, главное для вас – это образование, а я попытаюсь помочь вам...

Амани замолчала, нервно теребя в руках бумажную салфетку.

– Нашел? – спросил я, зачарованный, как всегда, ее рассказом. – Нашел он вашу маму?

– Нет, – ответила она после долгого раздумья. – Поэтому мне и нужно ехать туда самой. В Мали я с тех пор бывала много раз, в научных экспедициях. Я, конечно, никогда не видела Страны догонов, но знаю про нее все. Я наизусть помню мифы, сказки и песни этого народа, которые рассказывала мама, знаю наречия нескольких деревень, умею готовить «по» – кашу из проса, да это и несложно. Когда ко мне обратился Чезаре, а потом приехали вы, Алексей, я поняла, что это мой единственный шанс увидеть родную деревню и разыскать мать. Меня она родила в семнадцать, значит, моей маме сейчас сорок шесть лет, в таком возрасте догоны не умирают. Она наверняка жива, и я обязательно найду ее.

– Интересно... – протянул я.

Впрочем, жуткая семейная трагедия Амани ничуть не приближала нас к разгадке тайн, которые с самого начала сопровождали наше путешествие. Я хотел было спросить, есть ли у нее фотография матери, но осекся – откуда? Вместо этого я задал ключевой для себя вопрос:

– Вы видели фотографию Чезаре Пагано?

Амани резко повернулась ко мне:

– Что вы имеете в виду?

– То, что я получил сегодня привет от нашего с вами знакомого. Он, знаете ли, умер несколько недель назад при странных обстоятельствах, – продолжал я. – Будто бы свалился с утеса глубокой ночью. Да только я знаю, что такие люди, как он – профессиональные авантюристы, – обычно не падают с утесов, по крайней мере по своей собственной воле. И уж точно не посылают они друзьям по почте своих посмертных фотографий – вот таких, как эта. Смотрите сюда!

Я вынул из конверта снимок поляроидом и положил ей на колени. Амани судорожно вцепилась в поручни сиденья.