Я даже не сразу понял, что последние слова обращены ко мне и произнесены на обычном языке. Понятно было, что Гхажш хотел остаться с Чёрным наедине на несколько минут. Поэтому я не очень торопился, и прежде, чем возвращаться к столу с кружками, заказал и осушил одну у стойки. Когда я вернулся, Гхажш с Чёрным, видимо, уже договорились.
– Чего ты так на звенелки жвалы точишь, – лениво говорил Гхажш, глядя, как Чёрный тщательно пересчитывает разложенные по столу монеты. – Ты ж заплечник, у тебя каменный бубен с такой погремушкой, что топоры за этот звон себе лупки вырвут.
– На каменный бубен дуб ветки раскинул, – отвечал Чёрный, пробуя одну из монет на зуб. – Мне не гремит. Маза-то на роще, а я жёлудь, кроме меня целое свиное корыто. Весь звон – на листьях, а мне – две дырки от колеса и хоть умри без танцев. А зубы с тушканами помыть? А гнездо с клушами погреть? Нет звона – нет стона.
– А три по шесть – не девятнадцать? Тушканы твои не захлебнутся на два колеса по чинарю зубы мыть? Или гнездо рыжее ищешь?
– Тушканы с клушами без мазы. Хочу плавниками в полночь взмахнуть. Рога к копытам приросли за плечами стоять. Мне лекарить по мазе, а дуб на ветру гудит, ветками машет. Вся роща у камня с зеленью в заплечниках, от пеньков до листиков. Мне не пляшет. Погремушку соберу и копытами по камню, к волосатым.
– Если Вы о делах уже поговорили, – вмешался я в их занятную беседу, – то, может, на понятный язык перейдёте? А то вы «квакаете», а я только «лупками хлопаю», хоть и не понимаю, что это такое.
– О-о. Простите, молодой человек, – наклонил в мою сторону голову Чёрный. – Невежливо двоим говорить на языке, непонятном третьему, в его присутствии. Но дело бывает выше вежливости, к сожалению. А сейчас я просто рассказывал Вашему другу, что собираюсь оставить семейное ремесло и заняться врачеванием в Карроке.
– Семейное ремесло? – переспросил я, думая про себя, что за семейное ремесло этого Чёрного в Гондоре наверняка вешают «высоко и коротко». – И чем же занимается Ваша семья, если это не тайна?
– Никаких тайн, – ответил Чёрный, улыбаясь и пряча монеты куда-то под вотолу. – Я старший пыточный палач Его Величества Великого Короля Элессара.
– Па-палач, – поперхнулся я пивом. – Да ещё пыточный. А разве бывают особые пыточные палачи? Я всегда думал, что вот есть просто палачи и всё. Вы простите мне, если я что не так говорю, но в наших краях палачей совсем никаких нет.
– Вы, должно быть, выросли в страшном захолустье, – опять улыбнулся Чёрный. – Я тоже прошу прощения, если моё предположение Вас обижает. Никакое уважающее себя королевство не может обходиться без палачей. У Его Величества Великого Короля Элессара их множество. Есть палачи помостные, это самый низший разряд, они занимаются казнями. Есть палачи тайные, они устраняют людей, существование которых Король посчитал излишним, очень уважаемый разряд придворных. И есть палачи пыточные, которые занимаются преступниками, не признающими Власть Короля. Это и есть наше семейное ремесло. Вот уже четырнадцать поколений. Наша семья служила престолу Гондора ещё при наместниках.
– Доходное должно быть дельце… – ошарашено сказал я.
Впервые видел перед собой человека, для которого мучительство – просто ежедневное ремесло. Семейное дело. Гхажшур любил пытать, но это всё же не было его повседневным, обыденным занятием.
– Для семьи – чрезвычайно, – печально усмехнулся Чёрный. – Особенно для её главы. Для меня, как одного из младших сыновей, – не очень. И стать главой семьи я, увы, не смогу. Слишком много у меня старших братьев. По правде сказать, лечить людей мне нравится намного больше, чем пытать. Я нахожу это занятие более приличным для достойного человека.
– А Вы ещё и лечить умеете? – изумлению моему не было предела.
– Разумеется, – для Чёрного в этом не было ничего удивительного. – Когда с младых ногтей учишься тому, как устроен человек, научаешься не только причинять ему боль, но лечить тоже. Видите ли, когда человек умирает от пытки, в нашем деле это считается плохой работой. Некачественной. Поэтому лекарские навыки в нашем деле тоже необходимы. Я умею лечить раны, переломы и многие из болезней, что встречаются среди узников королевских подвалов. Кстати, в вороте Вашей рубахи я заметил шрам. Можно взглянуть?
– Можно, – я распахнул ворот пошире.
– Орочий роспуск на ленты, – с одного взгляда определил Чёрный. – Грубая работа, без выдумки, пытуемый всегда умирает. Но если он не нужен Вам живым, то способ не хуже всякого другого. Я вижу, Вы побывали в изрядной переделке. Вам повезло, что выжили. Кстати, кто Вас штопал? Некрасивая работа, я бы этому портному заплату не доверил на штаны ставить.
– Орки, – ответил я, искоса взглянув на Гхажша. – Они пытали, они и зашивали.
– Да? – изумился Чёрный. – Шрам выглядит нестарым. Когда Вам вынули нитки?
– Мне их не вынимали, – пожал я плечами. – Сами куда-то делись.
– Эти нитки делают из жил новорождённых котят, – вмешался в разговор Гхажш. – Они сами рассасываются, в походе удобно, зашил и забыл.