Урук-хай, или Путешествие Туда…

Однако ему не пришлось ни ждать следующего раза, ни извиняться, потому что из темноты вдруг выпрыгнуло нечто такое, отчего мои волосы снова встали торчком. Нечто ударило Гхажша в грудь, сбило с ног и, придавив тяжёлыми лапами, начало вылизывать лицо широким, как лопата, языком.

Вы когда-нибудь видели волка размером больше пони? Нет? У этого холка была на уровне груди Урагха. И сам он весь был мощный, крепко сбитый, с толстенными, толще моего бедра, лапами и с шеей толще меня самого. Вот это чудовище и ластилось к лежащему Гхажшу, всем своим видом и поведением выражая восторг и радость встречи.

«Хватит, Ратгхаур[18]! – взмолился Гхажш. – Хватит, грудь раздавишь. Ты ведь не щенок уже. Вымахал, не узнаешь».

Волчина снял лапы с его груди и сел. Так что когда Гхажш встал, они с волком оказались одного роста. Волк положил громадную, лобастую голову на плечо Гхажша и блаженно щурил жёлтые глаза, пока Гхажш тискал короткую шею толщиной в обхват моих рук, чесал за стоящим торчком громадным лопушистым ухом и хлопал по широченной, мускулистой груди. Гхажш ласкал гигантского волчищу, словно крохотного кутёнка, а тот прижимал уши, вертел головой, щерил клыки длиной в мою ладонь и, разве что, не мурлыкал от удовольствия. Но зато он тихонько и нежно порыкивал, и Гхажш так же тихо и ласково что-то рычал ему в ухо.

«Мне передавали, что ты завёл себе подругу? – спросил Гхажш, оторвавшись, наконец, от тисканья и поглаживания. – Познакомишь?»

Волчара повернул голову и рыкнул в сторону громко и протяжно. В сумерках обозначилось движение, и к нам подошёл второй волк. Немного, совсем чуть-чуть, меньше первого.

«Здравствуйте, – обратился к ней Гхажш, склоняя голову, но первый волк оборвал его приветствие протяжным, как зевок, звуком. – Не понимает?» – перебросил Гхажш и перешёл на низкое гортанное рычание.

Волчица отвечала ему, утробно урча, и если бы волки умели вилять хвостом, клянусь, она бы виляла. Такой у неё был вид. Много раз с тех пор видел, как Гхажш разговаривает с женщинами разных рас, и почти все они вели себя так же, как эта волчица.

Странную беседу прервал Турогх. «Все готовы, – сказал он. – Раненых – шесть, двое неходячих. Убитых – четверо, один умер от ран, похоронили в роще. Можем двигаться». «Прости, Ратгхаур, – обратился Гхажш к волку. – Нам надо уходить. Надо успеть до гор добраться, пока новых конеедов не принесло. Проводишь?» Волк прорычал что-то согласное.

«Тогда, – Гхажш оглянулся на меня с Урагхом, – может, вон того малого возьмёшь пока на спину? Он не может бежать так же быстро, как мы, а Урагху тяжело его всё время на себе переть». Волк шумно втянул ноздрями воздух и рявкнул скептически-вопросительно.

«Нет, он не заяц, – терпеливо ответил Гхажш. – И есть его не надо. Он нам нужен». Волк помотал лобастой башкой, прорычал что-то недоуменное, но, видимо, согласился. Меня вынули из мешка, развязали, усадили на бугристый и твёрдый от мускулов загривок и приказали держаться крепче.

А потом ат-а-гхан, быстро набирая разбег, пустился в путь. И, честное слово, мне жаль, что для варга я нынче тоже тяжёл!

Глава 13

Небо над Хмурыми горами было пасмурным, покрытым иссиня-чёрными клубками туч в огненных прожилках молний. Тучи то собирались вертящимися комками, то расстилались ровной сплошной пеленой и переливались всеми оттенками чёрного, серого и синего. Мне не найти слов, чтобы передать ощущение от этой завораживающей взгляд игры мрачных красок. Белые пики горных вершин пронзали это клубящееся, переливающееся само в себя марево и терялись в нём. Видно было, как вершины разрезали зацепившиеся за них тучи и оставляли в черно-синем бурлящем море расходящийся белыми бурунами след. В разрывах туч мелькало тёмно-серое небо. Иногда между тучами и вершинами проскакивала молния, крохотная на таком расстоянии, как искра огнива, и через долгое время ожидания приходил гром.

Он приходил, как волшебник-проказник, точно в то мгновение, когда его уже перестаёшь ждать. Вдруг из ниоткуда возникал грохот гигантского камнепада, и казалось, будто гроза грохочет не на еле видимом восходном краю земли, а прямо здесь, над самой головой, в безоблачно прозрачном небе. Когда гром уходил, отголоски долго ещё повторяли все его шаловливые раскаты.

Величественны и мрачны были Хмурые горы. Далёкое восходящее солнце, чьи блики иногда можно было заметить на нижней кромке чёрных туч, не делало их радостными. Горы ломали солнечные лучи, прятали их в сутолоке клубящихся туч, закрывали плечами огромных скал, отражали зеркалами вечных льдов и продолжали оставаться самими собой, величественными и мрачными, диковато-прекрасными – хмурой первозданной красотой первого дня творения. Вот так же, наверное, хмур и прекрасен был мир, когда Илуватар[19] воплотил песню Айнур[20] и сказал им: «Смотрите!»

Горы стали видны ровно через сутки после того, как ат-а-гхан покинул холм, оставив на поживу воронам сотни людских и конских трупов.