Урук-хай, или Путешествие Туда…

– Да, – с насмешкой ответил коротышка, – я ублюдок, выродок, сын твоей матери и твоего отца. Только ростом не вышел, папаше надо было пить шагху поменьше. Зато не придурок, как ты. «Урр-уу-гхай знают, что такое долг!» Кому ты должен? Твоим драгоценным уу-гхой? «Мы урр-уу-гхай, мы солнца не боимся!» Людьми они вознамерились стать! Запрягли себя в ярмо, сами себя погоняют и гордятся! «Мы знаем, что такое долг!» Я свободен! И мои парни свободны! Мы орки! Мы делаем, что хотим! Если я хочу, чтобы этот крысёныш подох под моим ножом, то так и будет! Ты мне не помешаешь! Даже если мне придётся убить тебя ещё раз!

Коротышка отпрыгнул от меня и засвистел лихим разбойничьим свистом. Противоположный, от входа, конец зала сразу заполнился орками, и он закричал им что-то непонятное. Орки толпой кинулись к входу. Они уже миновали меня, когда одновременно с разных сторон зала раскатился звериный разноголосый рык многих глоток: «Ур-р-р-а-а-а-агх!»

Коротышка метнулся обратно ко мне, но из-за столба ему навстречу прыгнула серая «волчья» тень и сбила с ног. В зале стоял глухой непрерывный неукротимый рёв и вой вперемешку с железным звоном и скрежетом, а у моих ног, между столбом и возвышением, в неярком свете факелов грызлись в яростной рукопашной два «оборотня». Победил коротышка.

Он отпрыгнул к возвышению, выставив перед собой свой коротенький кинжал. Его противник уронил меч, прижал руки к животу и попятился. Пятился он до тех пор, пока не упёрся спиной в мою грудь. Широкие плечи почти совсем закрыли меня, так что я мог только выглядывать, и мало что видел. Но я видел, как подскочил коротышка и начал яростно и быстро-быстро тыкать раненого в живот. Сквозь мех чужой волчьей безрукавки я ощущал, как каждый удар отдаётся толчками в моём теле.

Потом из темноты прилетел, вращаясь, изогнутый клинок, обернулся у коротышки вокруг шеи, чавкнул и полетел к дальней стене. Там он и упал, жалобно прозвенев напоследок. Коротышка качнулся, уронил голову, и она покатилась, глухо стуча по каменным плитам, а тело постояло ещё несколько мгновений, окатило нас густой чёрной кровью и рухнуло, так и не выпустив кинжал из ладоней.

Мой спаситель сполз прямо по мне, пробуждая резкую, рваную боль в освобождённых от кожи местах, и остался сидеть у моих ног, привалившись к столбу.

Скользящей походкой хорошего танцора вынырнул из темноты босоногий Гхажш. В левой руке у него был кинжал, с клинка капало. Гхажш присел у моих ног, склонился к раненому: «Гхургх, очнись, Гхургх». Раненый приподнял голову, вдохнул и, попытавшись поднять руку, прошептал: «Он…»

– Жив, – сказал Гхажш, мельком бросив на меня взгляд, – держится.

– Я… умираю?..

– Да. Этот гадёныш достал тебе жилу в животе. У тебя внутреннее кровотечение. Мне его не остановить.

– Значит… – Гху-ургхан прерывисто вздохнул. – У меня не будет имени.

– Я дам тебе имя, Гхургх, – прошептал Гхажш, и мне показалось, что он плачет. – Я напою мой клинок твоей кровью.

– Позволь… – сил раненому не хватало даже на слова. – Мне…

Гхажш оглянулся ища что-то, кинулся к уроненному Гху-ургханом короткому широкому мечу и вложил рукоять в руку умирающего. Потом обхватил бессильную ладонь своими пальцами, поднял клинок и резанул свою руку повыше запястья. На окровавленную на животе Гху-ургхана безрукавку, закапала новая кровь. Гху-ургхан вздохнул, вытянулся. И умер.

Гхажш разогнулся, посмотрел по сторонам, остановил взгляд на безголовом трупе и выцедил из зубов длинную фразу из одних «гх», «жш», «взх» и подобных звуков. Я не понял ни единого слова. Лишь после этого он посмотрел на меня. Думаю, что он меня ненавидел. Такие у него были глаза.

Он вынул из поясного бэгга маленькую бутылочку и начал поливать мою грудь её содержимым. Вот теперь мне стало по-настоящему больно. Словно огонь охватил каждый надрез на коже, не говоря уж о полоске открытого мяса. Я заорал, словно меня резали. Гхажш, однако, никакого внимания на это не обратил. Впрочем, на свою кровь, что всё ещё капала с надрезанного предплечья, он тоже внимания не обращал. Спрятав бутылочку, он вынул откуда-то изогнутую иглу и, отвернувшись к факельному свету, долго вдёргивал в неё нитку.

Мимо него бегали орки. Кто-то за ноги уволок обезглавленный труп. Четверо других осторожно подняли и унесли на плечах тело Гху-ургхана. Но меня никто не касался, лишь Гхажш иногда косился оборачиваясь. Наконец, нитку он вдёрнул, повернулся ко мне, приладил на место болтающуюся ленту моей кожи и принялся зашивать прореху на моей груди… Словно заплату ставил на старую прохудившуюся одежонку. Этот, неровными стежками положенный, шов до сих пор украшает моё тело. Зашив, Гхажш немного полюбовался на свою работу, видимо, остался ей доволен, затем достал баночку с чёрной, резко пахнущей дёгтем мазью и замазал мне этой штукой всю грудь. Должен Вам сказать, что лечение орков отличается от пытки только исходом. По ощущениям они почти одинаковы.

Но я был рад этой боли. Она означала, что я ещё буду жить!

Глава 9