Урусут

– Слышишь, ты, педофил чертов, я тебя сейчас полиции сдам. Гете являлся великим поэтом, писателем, звездой мировой величины, да и бывшим бургомистром впридачу. А ты – человек, способный подарить красную «лялечку», то есть машинку.

– Так что же, по твоей теории, мне теперь с одними старушками спать? – возмутился Сумуновский.

– Ты сам выглядишь на двадцать, и разряжен, как пет… ладно, фазан – тебе и так любая даст.

– Гармония между мужчиной и женщиной невозможна, – глубоко затянулся Серый и подпер голову рукой.

– Нет, возможна, – возразил Белый Лоб, – только всему – свое время. Лариска Кинчева являлась первой красавицей Кунцево, и с Ленькой Паршиным познакомилась, когда ей стукнул только 21 год, а ему – 23. Она работала операционисткой в «Олби-банке» – помните такой? – и получала 250 долларов, а он водителем в мелкой финкомпании и зарабатывал где-то 300. Какая корысть, вы о чем? Влюбились, поженились, двоих детей вырастили, четыре дома построили.

– Пять, – сказал Ширко. – Он себе только что на озере Комо виллу купил.

– А то, что Лариска на ночь макароны с сыром не жрет и йогой занимается, по-моему, делает его только счастливей.

– Когда тебе за сорок, – вставил Сума, – никакая йога не поможет.

– Пожалуйста, – кивнул Паша, – проституция – древнейшая профессия. При желании не только уроженок Украины и Молдавии, а вообще какую угодно в Москве можешь найти. Побаловался – и домой. Без «лялечек», «цацок» и полетов в Ниццу на уик-энд.

– Не хочу «баловаться», – проскрипел Безуглов. – Хочу Машу…

– Разведешься с Ирой, женишься на Маше. И через год отдашь ей половину имущества – надо же ей на что-то жить в Сен-Тропе с молодым итальянцем? – вставил Свиридов.

– А кто тут вообще счастлив в браке? – спросил Сума. – Я был женат – развелся, Пашка был женат – развелся, Владимирович в третий раз женат… Когда одну и ту же рожу видишь изо дня в день – какое это, блин, счастье? И не надо мне свою ерунду про совместные духовные практики! – остановил он пытавшегося что-то сказать Олега. – У моей все имелось – фигура, сиськи – чума! А потом – прояви в сексе инициативу, ты же мужчина! Проявляю. На следующий день я уже – свари борщ, ты ведь женщина! Она: я женщина, но не кухарка! Я ей – да, я мужчина, но я не бык-производитель – вывели корову, и я сразу полез! Я тоже хочу внимания и ласки.

Свиридов захохотал.

– Ласки? Хо-хо-хо!

– Что ты ржешь? – разозлился Сума. – До замужества – тише воды, ниже травы. Как кольцо надето – все: пиво – на фиг, футбол – к чертям, на выходные – к маме. Секс? То голова болит, то звезды не так расположились, ну, ладно, давай сегодня, ой, в таком положении мне не нравится, ой, а вот именно это негигиенично! Иногда, ей богу, резиновую бабу хотел – верти как хочешь, любой позе рада. И вечное нытье, отсутствие драйва…

Хохотали уже все.

– Коксу дай любой, и ночной драйв тебе обеспечен, – заметил Пашка.

– Вот! Любой! Понимаешь! Любой! А я хочу, как Серый – любви!

– О-о-о! – разом недоверчиво простонал весь коллектив.

– Да! И где-то же она есть? Вот идет баба, вроде ничего, в обнимку с ментом-сержантом. Ну за что можно полюбить мента-сержанта, скажите? Значит, все от сердца!

– Ну ты ляпнул, – заговорил молчавший до этого Динев. – Сержант ларьки окучивает, пьяных обыскивает, у него для крали каждый день полторашка пива, полпалки колбасы и пакет семок. Да мент во дворе – лучшая партия! Тебе привели пример – чета Паршиных. Я уверен, что иногда им тоже друг другу плюнуть в глаза хочется, а то их и выцарапать, но держатся! И на людях – всё за ручки и улыбаются.

– Вывод – любви нет, – сказал Ширко.

– Есть мимолетное увлечение, движимое заложенными природой сексуальными инстинктами, – подвел было черту Олег. – Когда инстинкт реализован, то есть произведено потомство, ласку и нежность, или назовите по-другому, направляешь на него. Когда потомство вырастает, или начинаешь читать сочинения Пруста, или спиваешься – делать тебе в жизни больше нечего.