– Вон, у тебя чайник с водой на столе стоит, попей воды.
– Блин, жандарм ты какой-то, Миша.
– Поквакай тут еще! И без воды оставлю.
Олег припал к чайнику – напился с запасом. Кто знает, куда отправят и когда он теперь вернется?
Из коридора его повели к лестнице, да не к той. И не вверх, а еще уровнем ниже. Тут стояла сырость и казалось мрачно до жути.
«Наверное, где-то здесь “пыточная”, – подумал Олег. – Вернее, несколько “пыточных”. Вот попандос, так попандос…»
Миша доставил его в помещение, напоминающее операционную – все стены покрыты угрюмым серым, когда-то бывшим белым, кафелем. В центре располагалось кресло, похожее на стоматологическое, только с ремнями на подлокотниках.
«Трандец, приплыли», – подумал Белый Лоб и начал тоскливо озираться. Самое обидное, что в теле сил не чувствовалось – ну вовсе никаких. – «Водичка! – догадался он. – Подсыпали какого-то говна, конечно, чтоб больше пальцы не ломал. У-у, гады!»
– Что волком смотришь? – недовольно спросил здоровяк. – Ты думал, в пионерлагерь попал?
– Мудак ты, Миша, – ответил арестант. – Пересекутся в жизни дорожки, сломаю я тебе твою бычью шею.
– Ну-ну, – оскалился «шкаф». – Очень страшно.
В комнату вихрем влетел Кердыев, за ним – тощий мужик в докторских халате и колпаке, и еще двое громил. Без команд, разговоров и предисловий «школьника» взяли за руки и силой усадили в кресло. Зачем? Он бы и не сопротивлялся – бесполезно. Сначала закатали левый рукав, затем пристегнули запястья, сгибы локтей, протянули ремни и защелкнули замок на груди.
– Алиевич, – произнес Олег, – открою маленький секрет. Как другу. Тот свет – он есть. И будешь ты за свою деятельность голой жопой в горящие угли засунут не единожды.
– Я – коммунист, – спокойно ответил майор, – и в ад не верю. Приступайте, – скомандовал он «врачу».
– Один куб или два? – спросил тот.
– Что?! – подлетел Кердыев. – Три!
– А выдержит? – с сомнением спросил «доктор».
– А не выдержит, – со злостью посмотрел Алиевич Белолобову в глаза, – туда ему и дорога.
У этого уравнения решение отсутствует. Слишком много неизвестных. Очень мало времени на поиск ключа.
– Суки! – вырвалось откуда-то из глубины, из очень далекого далека, само по себе. Полились песни. – Скажи мне, брат, о чем мечтаешь ты-ы? – орал Олег. – Нью-Йорк – он далеко от Воркуты-ы!.. А на черной скамье-е-ее, На скамье подсудимы-ы-ых Сидит дочка-красотка-а-а И красавец жига-а-ан… Наверх, о товарищи, все по местам! Последний парад наступает! Врагу не сдается наш гордый «Варяг», Пощады никто не желает!.. Вам всем – на гей-парад, в первые ряды…
Тощий тем временем открыл запертый на замок шкаф, раскрыл опять-таки запертую на замок коробку, бережно вынул ампулу, осторожно сломал колпачок и начал набирать жидкость в шприц.
– Майор, – сказал Белый Лоб. – Я как-то давно узнал, что чекисты взяли помощницу Солженицына, долго ее допрашивали, и она указала, где тайно хранится экземпляр «Архипелага ГУЛАГ», а потом пришла домой и повесилась от стыда. Мне казалось, что для сотрудников КГБ это – предел человеческой мерзости. Какому богу вы служите, зачем это делаете – ведь по-любому все в итоге развалится? Нет предела вашей мерзости, нет. Выживу, Кердыев, запомни – после 91-го года найду и ноздри собственными пальцами выдеру. Есть такой приемчик.
– Лучше спой – у тебя так интересней получается, – ухмыльнулся Артур Алиевич.
– Эх, больной ты на голову сексот. Тебе фильм «Место встречи изменить нельзя» нравится?
– А кому он не нравится?
– А ты знаешь, что он снят по книге братьев Вайнеров «Эра милосердия»?
– Да что-такое помню…
– «Милосердия», дурак, понимаешь? Милосердия!
– Милосердия, – твердо сжал губы дознаватель, – но не к врагам.
– Дурак-дурак. И какая же фраза из фильма тебе больше всего понравилась?
Кердыев поднял глаза к потолку, ухмыльнулся и выдал:
– «Белолобов! Я сказал – Белолобов!»
– «Дырку ты от бублика получишь, а не Белолобова!»
– Посмотрим, что ты через часика так три протявкаешь.
– «Не бери на понт, мусор!»
– Я не «мусор». Я не мент, если ты еще не понял.
– Ах, да.
«Врач» нащупал вену, воткнул в нее шприц и стал вводить прозрачную жидкость.
Олег не отказал себе в удовольствии плюнуть ему в рожу. Тот даже бровью не повел, только закончив работу, отошел к столу, взял полотенце и вытерся.
– Злой мальчик, – заметил он.