Усадьба

Мартин пожал плечами и отвернулся. Он не мог долго препираться с ней подобным образом, во всяком случае, когда они были одни, и раньше или позже упрямо замолкал. Сначала он считал это слабостью, в каком-то смысле так оно и было, потому что ее замечания мучили его, но, с другой стороны, в его молчании была сила, потому что Джинни, как все избалованные дети, не переносила, когда на нее не обращали внимания. Какой бы он ни был, ей все равно нужно было его внимание, и иногда он улыбался про себя, презирая ее за тщеславие и наслаждаясь сладкой местью.

Эти мгновения продолжались недолго; он чувствовал себя неловко в ее обществе и, зная, что она критически наблюдает за ним, он смущался и делал еще больше ошибок. Очень часто с его языка слетали простонародные словечки. Он и физически был неловок. Уступая ей дорогу, он нечаянно наступил на щенка спаниеля, который громко завизжал. Джинни схватила щенка на руки и с яростью набросилась на Мартина.

– Какой неповоротливый и неуклюжий! Почему ты не следишь за тем, что делаешь? – сказала она, а когда Мартин протянул руку, чтобы погладить щенка, отступила назад.

– Я сделал это нечаянно, – оправдывался он.

– Да? Я в этом не уверена!

А щенок крутился у нее на руках, виляя хвостом и пытаясь лизнуть ее в лицо.

– Похоже, ему не очень больно.

– Тебе было бы все равно, даже если бы ты убил его, – сказала она. – По-видимому, ты равнодушен к собакам.

– Кто это сказал?

– Это видно по тебе.

– Клянусь, я люблю их, хотя и не делаю из них таких дураков, как ты из этого щенка.

– Нет, уж лучше наступать на них! И вообще, что это ты топаешь по дому в таких тяжелых башмаках?

– Я шел в классную комнату за книгой, которая нужна мисс Кэтрин.

– Да, кстати еще и об этом! Я полагаю, что ты не будешь называть мою сестру «мисс Кэтрин», как ты это делал до сих пор.

– А как же мне называть ее?

– Так как она старшая дочь моего отца, ее по праву следует называть «мисс Тэррэнт».

– Но никто не называет ее так. Ни повар, ни горничные, да и вообще никто. Все называют ее мисс Кэтрин.

– Я отлично знаю, как они ее называют, но мне казалось, что твой отец отправил тебя сюда учиться хорошим манерам, и если ты хочешь все делать правильно, то тебе следует ее называть мисс Тэррэнт, как я тебе сказала. Хотя, если ты хочешь подражать слугам, то это твое дело.

– Да. И поскольку сама мисс Кэтрин не возражает, я буду продолжать называть ее так.

Он посещал Рейзл нерегулярно, это зависело от решений отца, которые бывали внезапными и непредсказуемыми.

– Ты мне будешь нужен сегодня утром, сынок, ты поможешь мне поднять те блоки. Так что можешь пойти в Рейлз после обеда.

Или у них бывал заказ на камень, и они были заняты три или четыре дня подряд.

– Ничего страшного. С этим ничего не поделаешь. Вместо этого ты сможешь побольше позаниматься на следующей неделе.

Мартин ненавидел эти неожиданные перерывы. Он чувствовал, что Тэррэнтам это могло показаться невежливым.

Он смущался и краснел, а Джинни, естественно, указывала ему на это, не выбирая слов. Но мисс Кэтрин, конечно же, была сама доброта.

– Ты должен приходить тогда, когда тебя отпускает отец, – говорила она. – Для нас это не является неудобством.

Она всегда старалась облегчить его положение и делала это очень спокойно. Если он бывал в поместье во время ленча, его всегда сажали за стол; если он опаздывал к ленчу, Кэтрин звонила горничной и просила принести холодного пирога, ростбиф с картофелем и салатом. Мартин сначала очень неохотно принимал знаки этого гостеприимства, но Кэтрин удалось преодолеть его сопротивление, и в придачу ему вручался еще пакет для Нэн: вареная свинина, холодная баранина с овощами. Он никогда раньше не питался так хорошо, как в те дни в Ньютон-Рейлз. Некоторые блюда вообще были для него внове.

– Как, ты никогда раньше не ел салат-латук? – спросила Джинни с изумлением.

– Нет, никогда.

– Тебе нравится? – поинтересовалась Кэтрин.

– Да, – ответил он. – По вкусу напоминает дождь. Обед в поместье сначала заставлял его нервничать, но потом все оказалось так просто, что он забыл свои страхи и, наблюдая за другими, учился правильно вести себя за столом.

Джон Тэррэнт был человеком широких либеральных взглядов, он поощрял своих детей высказываться по всем интересующим их вопросам. Сначала Мартин почти не принимал участия в этих беседах, он не умел говорить так, как близнецы, но иногда мистер Тэррэнт поворачивался к нему и прямо спрашивал его мнение.

Однажды они обсуждали чартистов.

– Что ты думаешь по этому поводу, Мартин? Как ты считаешь, их требования справедливы? – спросил он.

– Да, сэр, я так считаю.

– Итак, ты считаешь, что все люди должны иметь право голоса?

– Да, все.

– А почему ты так думаешь? – спросил Тэррэнт.

– Потому что я считаю справедливым, чтобы люди сами могли решать, как им жить.

– Я согласен с тобой, – сказал Хью.

– А я – нет, – возразила Джинни, – потому что большая часть простых рабочих не будут знать, что делать с этим правом голоса, если им его дадут.

– Они будут это знать, – заметил Хью, – если они будут образованны.

– Господи, кто их будет образовывать?