– Вы же знаете, что Маргарита Юрьяне, в девичестве Колпакова, умерла в 1943 году в роддоме Норильска, произведя на свет мертвую девочку? А летом 1944 года ваш отец вернулся из эвакуации в Латвию. Вы не замечали никогда, что на всех старых фото, сделанных до 1943 года ваша мать шатенка, а после 1944 – светлоглазая блондинка?
Профессор внимательно посмотрел на Милу.
– Она красила волосы, – не к месту ухмыльнулся он.
– Возможно. Но изменить цвет глаз, форму носа и губ она не смогла бы. Это две разные женщины. Ваш отец во время послевоенной неразберихи с документами умудрился оживить супругу. Не знаю как, но факт остается фактом. Так кто же на самом деле была ваша мать? Илга Юрьяне? Племянница вашего отца, якобы расстрелянная в Анчупанах? Благо, возраста они с той женщиной были одинакового.
– Не думал, что ты до этого все-таки докопаешься. Недооценил твою сообразительность.
– Так вы это знали?
– Конечно, – кивнул мужчина.
– Когда я спросила у вас, кто такая Илга Юрьяне, вы очень правдоподобно ответили, что понятия не имеете. А на самом деле знали, что эта девушка не погибла тогда от рук немецких солдат! – воскликнула Мила. – Ваш отец вернулся на родину, и выдавал собственную племянницу за свою умершую супругу!
С полминуты журналистка смотрела на него, не в силах поверить, а затем презрительно бросила:
– Как же все это мерзко…
– Ничего подобного, зайчонок, – снисходительно заметил профессор. – Ты ведь не знаешь, почему он так сделал.
– Почему же? Разве это вообще можно как-то оправдать? Только не говорите про большую любовь!
– Любовь, да. Но дяди к племяннице.
– Девушка была беременна, – предположил Лалин. – Он этим спасал ее подмоченную репутацию.
Профессор повернулся к нему.
– В точку! – он щелкнул пальцами. –Они не жили, как муж и жена. У Эжена были другие женщины. А мать моя любила всю жизнь одного человека…
– Потому и сохранила фото летчиков, – заметила журналистка.
– Да.
– Почему же тогда не написала ему ни разу? Не решилась? Или думала, что его нет в живых?
– Она знала, что он жив. Из газет. Об Иване Лалине не раз писали. Он же Герой, прославленный летчик был, – с иронией ответил мужчина. – Но писать ему… Зачем? Она была уверена, что он ее ненавидел.
– А сообщить о сыне? То есть о вас, – промолвила Мила, цепко впиваясь взглядом в его лицо, чтобы уловить реакцию на свои слова.
Айварс Эженович едва заметно побледнел, но быстро взял себя в руки.
– Думаете, этот сын ему был бы нужен? – горько усмехнулся Юрьянс, и Миле впервые стало его жаль.
– Погодите, – наконец снова заговорил Олег. – Так вы и есть сын Ивана Алексеевича?
– Да.
– Значит, мой дед Яков – ваш единокровный брат? Ему б сейчас на два года меньше, чем вам, было. Хотя… Может быть, вы все это сочинили? Неизвестно же точно, от кого ваша мать родила вас.
Мила думала, что за такую дерзость Юрьянс Олега как минимум ударит. Но тот оставался удивительно спокоен.
– А ты наглый! Ну да ладно… Твой дед попал сюда в июле 1944 года, а я родился в марте 1945. Сам посчитай. Ну, о внешнем сходстве, я думаю, говорить будет лишним. Фото ты видела, да, красавица? – он впервые похабно провел липким взглядом по телу девушки.
Ее охватило острое желание спрятаться.
– Хорошо. Допустим. И все же какая-то неубедительная причина для того, чтобы выдавать за свою жену собственную племянницу… – задумчиво произнес Лалин. – Я больше склоняюсь к тому, что как предательницу, работавшую на немцев, вашу матушку могли сжить со свету свои же. Вот ваш… гм, отец, и решил скрыть, что она жива. Быть может, даже увез ее из родной деревни.
Мила энергично закивала, демонстрируя, что тоже так думает, а на самом деле, чтобы волосы упали на грудь и хоть немного ее прикрыли. Айварс Эженович ничего не возразил, поскольку в эту минуту в прихожей хлопнула дверь.
Докладывая командованию, что случилось с остальными членами экипажа, Иван нарочно не упомянул, что они погибли из-за предательства латвийской девушки. Хотя этим подставлял себя. Выходило, что двое солдат были убиты, один взят в плен, а самого капитана, спавшего на сене в сарае, фрицы не заметили? Что именно – удача или блестящая воинская репутация сослужили ему такую хорошую службу, неизвестно. Но никаких вопросов к нему самому не возникло.
А вот в гибели Максима Чижа виновны были вовсе не фашисты. И того, кто это сделал, капитан покрывать уж точно не собирался. К слову, из-за чего случился конфликт, Лалин и сам не знал точно. Когда проснулся от шума, драка уже была в самом разгаре. Максим с Вахтангом – одним из беглых военнопленных – сцепились, словно борцы, и катались по земле. Юноша явно уступал сыну гор в комплекции, да и в опыте. Вскоре блеснуло лезвие ножа, и Чиж вскрикнул. Он был тяжело ранен в грудь. Капитан помог парню добраться до крайнего дома в деревне. Какая-то старушка провела их в сарай и сказала оставаться там. Но к утру молодой солдат умер. Ивану ничего не оставалось, как похоронить его там же под яблоней. Виновник трагедии не на много пережил свою жертву…