Усадьба с приданым

Значит, сначала Маша шла по дорожке из жёлтого кирпича мимо радостно-золотистых сосен  и редких ёлочек, сильно смахивающих на новогодние: вот гирляндочки навесить, звезду нацепить и можно хороводы водить. Шла Мария довольно долго, вконец измаявшись. И вдруг между корабельными стволами, будто выпрыгнув к дорожке, появился просвет, а в просвете фонтан. Самый настоящий, вот только словно бы перенесённый Алисой Селезнёвой из солнечного советского детства: гипсовая чаша лепестками, струпья старой голубой краски, вместо воды прошлогодняя ещё листва, а посередине ржавый железный штырь, откуда, наверное, положено воде и течь – красота!

Зато за фонтаном и просветом обнаружились какие-то невразумительные кусты, а там – слава тебе господи! – и дом. Который, собственно, наповал и сразил воображение, в общем-то, закалённой Марии Архиповны.

Ясное дело, дачку – это Ирка так машин приют отрекомендовала: «дачка» – построили не вчера и даже не двадцать лет назад, вот и под коньком крыши смутно белели выпуклые цифры: 1915. Стены желтовато-серые, некрашеная вагонка потемнела от времени. Но странное дело, дом это совсем не уродовало, наоборот придавало ему посконности, сермяжности и прочей настоящей настоящности. Спереди было крытое крылечко на три ступени, потом застеклённая веранда фонарём, над ней окошки, закрытые самыми натуральными деревянными ставнями и балясинки рядком – балкон то есть. А сверху ещё одно окно, но уже полукругом – то ли мансарда, то ли чердак, так сразу не понять.

Короче говоря, усадьба она усадьба и есть.

– Ну вот и так, тудыть тебя в качель, – провозгласил давешний мужичок, честно прущий за Марией её чемодан. – Ключики-то вертай взад, чай не справишься, рассохлось всё, ядрёна вошь, и заржавело. Дай-ка я сам! Не бабьего ума это дело, подвинься, чего разлапилась?

Маша, искренне полагавшая, что нет такого дела, которое «не бабьего ума» и очень подобные разговоры не любившая, послушно протянула тяжёлую связку, тихонько дожидаясь возле крылечка, когда сосед, то и дело поминающий качели, справится с входной дверью.

– Ну от! – заявил мужик довольно, толкая тяжко скрипнувшую створку. – Ты как, на ночь-то запираться будешь? А чего тута запираться-то, у нас чай не Москва, воров нету. Ты, девка, только дверку прикрой и всех делов. А завтра я маслица в замок капну и полный ажур!

– Большое спасибо! – пробормотала вконец обессилевшая Мария. – Вы мне очень помогли. Сколько я вам должна? – Вопрос, конечно, был не слишком приличный, а если уж говорить совсем честно, то откровенно хамским он вышел. Но кто ж знает, какие расценки в этом Мухлове? Можно ещё больше человека оскорбить. – Я вот только кошелёк свой найду…

Где её кошелёк, Маша понятия не имела. В сумке, наверное. А сумка, надо полагать, в машине осталась. Госпожа Мельге зачем-то обернулась на дорожку жёлтого кирпича и жёстко затосковала. Только от мысли, что надо топать обратно к воротам, рыться в раскалённом нутре «японочки» и что-то там искать, начало подташнивать.

Кстати, машину было бы неплохо загнать на участок. Или уж пусть её?

– Да, что я тебе, гарсон какой? – оскорбился мужик. – Совсем вы в ваших столицах обалдели! Не обижай меня, девка, слышь? – Сосед погрозил Маше корявым желтоватым пальцем, смахивающим на сучок и длинно всморкался в травку. Марию передёрнуло. – Я ж по доброте душевной, потому как ты ну точно моя Любка-покойница.

– Простите, я не хотела вас обидеть, – буркнула Мария Архиповна, мечтая только о том, чтобы мужик, наконец, догадался куда-нибудь провалиться.

– Да я не из обидчивых, – успокоил её Василич. Или Никанорыч, что ли? – Ты, слышь, сгоняй завтрева в сельпо и возьми фанфурик, уважь, значит, по-соседски. Только эти, красивые, не бери, никакого градуса в них нету. А возьми нашенскую, с синей этикеточкой за…

– Куда мне сгонять? – спросила Мария Архиповна специальным тоном, которым обычно интересовалась у подчинённых, почему это французских туристов вместо ресторана «Максимус» отправили обедать в столовую номер пять при хладокомбинате.

Сосед, видимо, про «специальный тон» ничего не знал. А, может, и знать не хотел.

– Эх, молодёжь! – Махнул он рукой так, что мгновенно стало понятно: от молодежи ничего путного он давно не ждёт. – В сельпо, говорю. В магазин, тобишь, тудыть тебя в качель. А, ладно, завтра провожу, а то заблукаешь ещё.

– Что я… сделаю? – совсем-совсем специальным тоном поинтересовалась госпожа Мельге.

Мужичок ей надоел ужасно.

– Да заблудишься, говорю, – с жалостью, будто умственно отсталой, пояснил «помощник». – Давай, хорош лясы точить. Пойдём, я тебе разобъясню, что тут к чему, сама не разберёшься.

– Не надо мне ничего разобъяснять, – проворчала Маша под нос.

Но Сергеич уже канул в доме, чем-то активно громыхая. Вёдра, что ли, переставлял?

Мария, тоскуя, задрала голову. Над головой – вот же неожиданность! – было небо, выцветшее, вылинявшее почти до белизны, и чувствовалось, что вечер наступит скоро, да он почти уже наступил.

– Эй, девка, ты где там? – заорал из дома сосед. – Подь сюды.