Ушаков

– Должны пройти, мы неплохо двигались, хотя все было. И волок, и весла, да и парус помогал.

Вице-адмирал запахнул шинель и сел в невесть откуда взявшееся здесь резное кресло.

– Вот смотри, что я графу Чернышеву пишу и вскорости отправлю.

Он выхватил лист бумаги у недвижно сидящего писаря и зачитал:

– «Успех в строении судов по состоянию времени и людей идет так, что больше, кажется, требовать мне от них не можно, в чем могут свидетельствовать спущенные на воду суда... всего спущенных судов на воду, кроме нынешнего и машины с понтонами, пять, сверх того уже на воде состроенных шлюпок 10, палубных две, 8-весельных восемь, яблотов 12, прочие же суда в Павловске обшивкою внутри и снаружи одеты, выконопачены и к спуску приготовляются... а на будущей неделе, если вода помешательства не сделает, уповаю спустить все», – Сенявин помолчал, строго посмотрел на Ушакова и потряс бумагой: – Ты понимаешь, лейтенант, что мы тут совершаем?! А?

Ушаков не успел ответить, что понимает, видит, что все говорят о флоте, но его еще нету, и видит его силу пока еще один неистовый вице-адмирал. Но тот закашлялся, затрясся, махнул рукой:

– Я вот сюда прилягу, шубой накроюсь. Лихорадка чертова еще из-под Кольберга терзает. А ты про Дон расскажи, про устье, что там ждать можно? С лоцманом шел? Или по карте? Как солдатики-то на кораблике, в мореходцев превращаются?

Ушаков долго рассказывал про капризы Дона, заносы песчаные в устье, где можно застрять надолго, про круговерти опасные и про то, как надо бы отбирать во флот людей бесстрашных, воды не боящихся.

– Где их взять-то? – ворчал Сенявин. – Не будешь же всех из Архангельска да Новгорода тащить, там Балтийский флот на них держится. Надо южного мужика с морем связать. Он здесь тоже сметливый да понятливый. А ты сам-то откуда родом? Ярославский? Ну вот губерния – тоже для мореплавателей подходящая. Гриша-то Спиридов ведь тоже оттуда.

Не сразу понял Ушаков, что это он о главном ныне адмирале России, о Григории Андреевиче Спиридове и его эскадре. Сказал с почтением:

– Великая миссия им досталась. В какое логово подались, с самым большим флотом встретятся. Каково-то им там?..

Сенявин присел, задумался и доверительно обратился к Федору:

– Я признаться могу, сам на них с величайшей завистью смотрю. С природы-то я не завистлив был, даже до сего случая ни к чему... А теперь под старость черт дал зависть. Рассуди: они все ведут службу прямо по своему званию по морю, да и на кораблях, а я, как гусар, пешком.

Тень печали и болезни легла на лицо Сенявина, он задумался, но ненадолго: кучей ввалились офицеры, строители, кричали друг на друга, указывали пальцем, хватали за кафтаны и мундиры.

– Хватит! – крикнул вице-адмирал. – Пора помириться! Державное дело делать.

– Ваше высокопревосходительство! Алексей Наумович, но он же весь лес на свой корабль забирает. Не успел я уехать на ту верфь, вы же знаете, что я один и тут и там. Он лес вывез и все на один корабль, другие стоят.

– Что самовольничаешь? Не твоя ведь усадьба, что хочу, то и ворочу, – загромыхал, преобразившись из больного старика в грозного адмирала, Сенявин.

– Алексей Наумович, – приложил руки к груди высокий капитан 2-го ранга, – мне доделать малость осталось, и корабль готов, а лес завтра будет, везут уже.

Сенявин пожурил его еще за самовольство, но согласился:

– Верно, Иван Афанасьевич, прискакал гонец, сегодня уже двадцать подвод подведут да завтра столько же. Хватит тебе. Остынь. Давайте щей похлебаем.

Пока расставляли миски да раскладывали приборы, Сенявин вызвал уезжающего в Петербург капитан-лейтенанта. Тот пришел и доложился. Ушаков обнялся с вошедшим, обрадовался как родному. Ваня Апраксин, его прошлогодний командир на праме, вместе Дон обуздывали. И вот уже в Петербург. Что так быстро? Тот обернулся и тихо сказал:

– Перемрем все, Федя, здесь. Надо хоть в бой, на Средиземное, но от этой гнилости бежать. Вон, смотри, адмирал наш совсем плох.

Сенявин, как бы услыша, обернулся к Апраксину и тихим хриплым голосом сказал:

– Прошу о сей моей болезни жене не сказывать, и ежели она от кого о том может поведать, то примите на себя труд уверить ее, что я здоров.

И лихорадка снова забила его мелкой дрожью, но он пересилил себя, сел за стол вместе со всеми, расспрашивал Афанасьева о делах в Икорце, о поставках железа, капитана судна о якорях и команде, Ушакова об опасностях от кочевников и наибольших отмелях. Все хотел внать, перепроверить этот вершитель морских судеб на юге Отечества.

Прощались все вместе, каждому сказал деловое напутствие и дал наказ. На Апраксина посмотрел грустно и сказал:

– Езжайте немедля, господин капитан-лейтенант, рапорта мои передайте вице-президенту Адмиралтейств-коллегии его светлости Чернышеву. Да скажите ему, что мы дело свое исполним. И не умрем. – Подумал и добавил: – Впрочем, многие умрут.

Ушакову подал руку и неожиданно вспомнил: