Читаем Ушаков. Боярин Российского флота полностью

В Темников Ушаков приехал за четверть часа до начала собрания. Площадь перед зданием уездной управы оказалась забитой экипажами. Ушаков разрешил кучеру ехать на гостиный двор и ждать его там.

В зале, где собирался народ, были заняты почти все места. Однако главного уездного и городского начальства еще не было. Встретившийся у входа городской секретарь сообщил Ушакову, что все начальство с час тому назад направилось с приехавшим из Тамбова губернским представителем к городничему попить чайку и еще не вернулось.

Ушаков увидел в зале аксельского помещика Титова, сидевшего у окна и сторожившего для кого-то рядом с собой свободное кресло. Титов тоже увидел его и развязно махнул рукой:

— Поклон адмиралу! Ежели не брезгуете, можете сесть, — показал он на место рядом с собой.

Не ответив на приветствие, Ушаков прошел дальше, к передним рядам. Этот человек был ему противен.

Ушакову дали место в первом ряду. Он уселся тихо, стараясь не вызывать к себе внимания. Между тем сидевшие рядом то и дело оборачивались назад, где слышались негромкие голоса. Шел разговор о войне.

— Трудно наше положение, — рассказывал кто-то угрюмо, — тамбовский офицер, что к нам приехал на собрание, рассказывал давеча: армия наша ретираду держит и что-де государь войска покинул и через Москву в Петербург направился.

— Не может того быть, — возразил другой голос, самоуверенный, бойкий, — не может быть, чтобы государь армию свою оставил. Государь там. А армия отходит для того только, чтобы Бонапарта паршивого с войсками его поглубже в леса русские заманить да здесь и прикончить. Окружить и травить, как волков. Истинный Бог, несдобровать этому Бонапарту.

— Сие может и так, а все же… Давно не было, чтобы по своей же земле от неприятельской армии так бежали. Может статься, до самой Москвы Бонапарта вот так вот заманивать будем, — добавил угрюмый рассказчик уже насмешливо.

— До Москвы далеко, до Москвы Бонапарта не пустят, ему еще до Смоленска шею сломают.

Наконец появилось и само начальство — предводитель уездного дворянства, капитан-исправник, городничий, а с ними тамбовский гость в мундире пехотного майора. Заметив в зале Ушакова, Никифоров слегка ему поклонился, городничий сделал то же самое. Имей на себе адмиральскую форму, он удостоился бы и внимания тамбовского гостя, но Ушаков приехал в партикулярном, и тот даже не задержал на нем своего взгляда.

Никифоров представил собравшимся губернского представителя, после чего начал такую речь:

— Господа, вы уже имели возможность слышать о зловещем вступлении армии Наполеона в пределы Российской империи и о манифесте, данном по сему случаю его императорским величеством. Дозвольте зачитать сей манифест.

На некоторое время в зале поднялся легкий шумок — кто-то прокашливался, кто-то высмаркивался, кто-то скрипел стулом, ища более удобную позу, — но вот шумок стих, и Никифоров начал чтение императорского манифеста.

Извещая о французском нашествии, император призывал в своем манифесте встать на защиту веры, отечества и свободы, призывал россиян к созданию народного ополчения.

— "…Сия внутренняя сила, — нараспев читал Никифоров, — не есть милиция или рекрутский набор, но временное верных сынов России ополчение, устрояемое из предосторожности, в подкрепление войскам и для надлежащего охранения отечества…"

Ушаков слушал и вспоминал недавний разговор с мужиками о войне. Он правильно сделал, что не утаил от них опасности, нависшей над Россией. Опасный, зело опасный момент наступил для судеб страны. Русский народ и без того порабощен, а в случае победы неприятеля на него ляжет еще и порабощение иностранное. А допустить сие никак нельзя. Все силы надо собрать, ничего не пожалеть, а ворога победить!..

Когда чтение манифеста подошло к концу, Никифоров налил воды, выпил и, оглядывая притихший зал, заговорил:

— Я думаю, господа, нет особой необходимости выражать нам свои верноподданические чувства. Российское дворянство всегда было и остается надежным оплотом государя и его империи. Все мы готовы отдать за государя свои жизни. Но в настоящий момент государь жертвы такой от нас, дворян, не требует. Государь ждет от нас помощи русской армии, ждет от нас новых регулярных полков, ждет ополчения. — Никифоров с минуту пошептался с сидевшим с ним рядом тамбовским майором и продолжал: — Я уже имел честь представить вам господина Ильина. — Легкий поклон в сторону майора. — Господин майор представляет здесь Первый тамбовский пехотный полк, ныне формируемый. Мы, сидящие за этим столом, вместе с гостем из Тамбова обращаемся к вам с просьбой внести пожертвования названному полку. Прошу, господа, подойти по очереди к столу и записать в ведомости сумму, какую желаете внести. Прошу! — повторил он и сделал секретарю, сидевшему за отдельным столиком, знак, чтобы приготовился записывать.

В зале задвигались, зашушукались, но подходить к столу никто не решился. Раздался чей-то голос:

— Много ли надо?

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода

Правда о самом противоречивом князе Древней Руси.Книга рассказывает о Георгии Всеволодовиче, великом князе Владимирском, правнуке Владимира Мономаха, значительной и весьма противоречивой фигуре отечественной истории. Его политика и геополитика, основание Нижнего Новгорода, княжеские междоусобицы, битва на Липице, столкновение с монгольской агрессией – вся деятельность и судьба князя подвергаются пристрастному анализу. Полемику о Георгии Всеволодовиче можно обнаружить уже в летописях. Для церкви Георгий – святой князь и герой, который «пал за веру и отечество». Однако существует устойчивая критическая традиция, жестко обличающая его деяния. Автор, известный историк и политик Вячеслав Никонов, «без гнева и пристрастия» исследует фигуру Георгия Всеволодовича как крупного самобытного политика в контексте того, чем была Древняя Русь к началу XIII века, какое место занимало в ней Владимиро-Суздальское княжество, и какую роль играл его лидер в общерусских делах.Это увлекательный рассказ об одном из самых неоднозначных правителей Руси. Редко какой персонаж российской истории, за исключением разве что Ивана Грозного, Петра I или Владимира Ленина, удостаивался столь противоречивых оценок.Кем был великий князь Георгий Всеволодович, погибший в 1238 году?– Неудачником, которого обвиняли в поражении русских от монголов?– Святым мучеником за православную веру и за легендарный Китеж-град?– Князем-провидцем, основавшим Нижний Новгород, восточный щит России, город, спасший независимость страны в Смуте 1612 года?На эти и другие вопросы отвечает в своей книге Вячеслав Никонов, известный российский историк и политик. Вячеслав Алексеевич Никонов – первый заместитель председателя комитета Государственной Думы по международным делам, декан факультета государственного управления МГУ, председатель правления фонда "Русский мир", доктор исторических наук.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вячеслав Алексеевич Никонов

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное