Читаем Ушаков. Боярин Российского флота полностью

— Потери есть? — поинтересовался он у Пустошкина.

— Тридцать восемь убитых и столько же раненых, — мрачно доложил Пустошкин.

— Это ничего, — неунывающе заметил генерал. — На сей раз не вышло, зато в другой раз выйдет. Все равно побьем!

Оптимизм — качество, разумеется, хорошее. Но если бы к нему чуточку таланта!

Уже глубокой осенью, когда море стало штормить, помощью русской эскадры решил воспользоваться и адмирал Нельсон, понявший наконец, что одному ему Мальту не взять. Только на сей раз обращаться к самому Ушакову он не стал (видимо, совестно было), а решил действовать через русского представителя в Палермо Италинского.

Ушаков принял решение сразу же. Личные обиды были отброшены в сторону. Русские не привыкли отворачиваться от союзников, когда те оказываются в беде. Он сообщил о том Нельсону письмом. "Поспешаю сим вас уведомить, — писал он ему, — что решился я отправиться в Мальту с большею частью моей эскадры, сколь скоро три батальона гренадеров под командою князя Волконского прибудут в Неаполь и вместе с ним находящиеся в Риме войска эскадры моей…"

Гренадеры князя Волконского, о которых упомянул Ушаков, были направлены в его распоряжение по повелению Павла I и должны были после освобождения Мальты составить русскую часть гарнизона морской крепости.

Пока князь Волконский со своими гренадерами добирался до Неаполя, Ушаков решил заняться проверкой состояния кораблей. То, что открылось в ходе проверки, сильно расстроило его. Многие суда, потрепанные последними штормами, оказались непригодными к боевому походу. Линейные корабли "Св. Павел", «Петр», "Захарий и Елисавета", "Мария Магдалина" имели неисправности еще и раньше, а после осенних штормов стали совсем плохими, течь в них усилилась. Все эти корабли, кроме "Св. Павла", не были килеваны уже четыре года. Верхняя обшивка оказалась настолько съеденной червями, что местами даже отпадала.

Для ремонта судов нужен был лес. Но разве его в Неаполе достанешь? Неаполитанцы даром ничего не давали, а денег в эскадре не было. Ушаков пустил в дело личные сбережения, но их оказалось мало.

Приготовления к походу на Мальту были закончены только к концу декабря. Гренадеры князя Волконского погрузились наконец на корабли. Можно было поднимать паруса, но тут подул сильный встречный ветер. Командам эскадры ничего не оставалось, как набраться терпения и ждать перемены погоды.

— Не везет нам, — жаловался главнокомандующему вице-адмирал Карцов, — то неполадки удерживали, а теперь этот противный ветер!..

Именно он, Карцов, должен был вести эскадру на Мальту. Сам же Ушаков имел намерение с кораблями, которые не удалось подлатать на месте, отбыть к Корфу, где для их ремонта имелись более благоприятные условия.

Ветер против парусов дул всю неделю, а когда он переменился, Ушаков вызвал к себе Карцова, чтобы проститься с ним и дать ему последние наставления. Но едва они начали беседу, как вошел адъютант с докладом о прибытии из Константинополя курьера со срочным пакетом от господина Томары.

— Где он, этот курьер? Пусть войдет, — разрешил Ушаков.

С русским посланником в Константинополе Ушаков переписывался довольно часто, и, принимая от курьера пакет, он ожидал найти в нем ответ на свои жалобы на плохое обеспечение эскадры денежным и прочими довольствиями. Но содержание пакета оказалось иным. Кроме письма самого господина Томары, он обнаружил в нем высочайший рескрипт, а также указ Государственной адмиралтейств-коллегии. Ушакову предписывалось отказаться от участия в военных действиях против Мальты и вернуться с эскадрой в черноморские порты.

— Неприятные вести? — спросил Карцов, наблюдая, как при чтении бумаг Ушаков менялся в лице.

— Скорее наоборот. Нам повелевают вернуться домой.

Ушаков посмотрел на курьера с таким выражением, словно надеялся получить от него устное добавление к тому, что уже было изложено в полученных бумагах. Курьер, однако, молчал. Еще совсем молодой, с отличиями капитана сухопутной армии, он выглядел сильно уставшим. По-видимому, длинная дорога досталась ему нелегко.

— Что у вас слышно нового? — спросил Ушаков.

Курьер отвечал, что знает не больше, чем, наверное, известно им самим.

— Что слышно от Суворова?

— Полагаю, что ему дано такое же высочайшее повеление. Есть слух, будто бы он уже уехал в Петербург и все войска наши возвращаются в Россию.

Ушаков отпустил курьера отдыхать. Когда тот ушел, Карцов спросил:

— Что теперь будем делать?

— Выполнять повеление, — пожал плечами Ушаков. — Дайте кораблям сигнал поднять паруса. Будем плыть к острову Корфу.

16

В письме, сопровождавшем высочайший рескрипт и указ Адмиралтейств-коллегии, посланник Томара советовал Ушакову не спешить с отплытием к родным берегам. Он предлагал провести зиму на Ионических островах и идти в обратный поход только с наступлением весны, когда море не так будет штормить. Собственно, у Ушакова другого выбора не было. Часть кораблей находилась в неисправном состоянии. Не оставишь же их в чужом краю! Чтобы подготовить суда в дальний путь, нужно было время.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода

Правда о самом противоречивом князе Древней Руси.Книга рассказывает о Георгии Всеволодовиче, великом князе Владимирском, правнуке Владимира Мономаха, значительной и весьма противоречивой фигуре отечественной истории. Его политика и геополитика, основание Нижнего Новгорода, княжеские междоусобицы, битва на Липице, столкновение с монгольской агрессией – вся деятельность и судьба князя подвергаются пристрастному анализу. Полемику о Георгии Всеволодовиче можно обнаружить уже в летописях. Для церкви Георгий – святой князь и герой, который «пал за веру и отечество». Однако существует устойчивая критическая традиция, жестко обличающая его деяния. Автор, известный историк и политик Вячеслав Никонов, «без гнева и пристрастия» исследует фигуру Георгия Всеволодовича как крупного самобытного политика в контексте того, чем была Древняя Русь к началу XIII века, какое место занимало в ней Владимиро-Суздальское княжество, и какую роль играл его лидер в общерусских делах.Это увлекательный рассказ об одном из самых неоднозначных правителей Руси. Редко какой персонаж российской истории, за исключением разве что Ивана Грозного, Петра I или Владимира Ленина, удостаивался столь противоречивых оценок.Кем был великий князь Георгий Всеволодович, погибший в 1238 году?– Неудачником, которого обвиняли в поражении русских от монголов?– Святым мучеником за православную веру и за легендарный Китеж-град?– Князем-провидцем, основавшим Нижний Новгород, восточный щит России, город, спасший независимость страны в Смуте 1612 года?На эти и другие вопросы отвечает в своей книге Вячеслав Никонов, известный российский историк и политик. Вячеслав Алексеевич Никонов – первый заместитель председателя комитета Государственной Думы по международным делам, декан факультета государственного управления МГУ, председатель правления фонда "Русский мир", доктор исторических наук.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вячеслав Алексеевич Никонов

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное